Но в мае Андропов стал фактически вторым человеком в партийном аппарате. И он получил у Брежнева согласие переместить Медунова на менее видную работу — был такой эвфемизм в партийной канцелярии. Само по себе смещение любимца Брежнева показало аппаратную силу Андропова в тот момент, когда он готовился принять на себя руководство всей страной.

Есть еще одна реальная причина расстаться с подчиненным. Если скандал вокруг него становится широко известен. Особенно за границей. Начальникам не нужны подчиненные, которые создают проблемы. И не в состоянии сами с ними справиться!

В начале семидесятых обратил на себя внимание секретарь московского горкома по идеологии Владимир Николаевич Ягодкин — жесткими, нетерпимыми, ретроградными выступлениями. Люди, хорошо его знавшие, уверяли, что жесткость и нетерпимость — следствие нездоровья. Постоянные болезни усугубляли негативное восприятие окружающего мира. Он выискивал всяческую крамолу. Устроил чистку двух академических институтов — философии и экономики. Разогнал редколлегию журнала «Вопросы философии», где в начале семидесятых работали крупные ученые. Возмущался любым произведением литературы, где мог заподозрить критику Сталина. Разносил замечательные романы Федора Александровича Абрамова о трудной жизни послевоенной деревни, заявлял с обидой:

— Там говорится о том, что снято жизнью.

Ягодкин стал кандидатом в члены ЦК, депутатом Верховного Совета РСФСР. Почувствовал свою силу. Ему прочили большое будущее. Пошли разговоры о том, что Ягодкина вот-вот сделают секретарем ЦК КПСС по идеологии.

Но он сам себя погубил. Он постоянно ставил в пример центральному комитету постановку идеологической работы в московском горкоме, чем нажил себе недоброжелателей. Получалось, что он один такой принципиальный работник, а в аппарате ЦК — одни либералы и ревизионисты. Он так неустанно выискивал врагов, что вызвал недовольство высшего руководства, которому вовсе не хотелось, чтобы врагов было так много, это подрывало важнейший тезис о морально-политическом единстве народа.

Заместитель главного редактора теоретического журнала партии «Коммунист» Владимир Владимирович Платковский, выступая с лекцией на тему об идеологической борьбе, заявил, что в партии существует ревизионизм. Поднялся шум. Первому секретарю московского горкома партии Виктору Васильевичу Гришину доложили: Платковский опровергает Брежнева. Ведь генеральный секретарь сказал, что все фракционные течения внутри партии окончательно изжиты…

Дело разбиралось на бюро горкома. Платковскому даже не дали оправдаться. Хозяин Москвы резко его оборвал:

— Кто дал вам право сеять раздор в партии?

Платковский умоляюще повторял:

— Товарищ Гришин, товариш Гришин…

А тот говорил металлическим голосом:

— Вы хотите сказать, что мы переоцениваем монолитность партии?

Платковский тут же был отправлен на пенсию…

15 сентября 1974 года несколько художников, которых именовали авангардистами, устроили вернисаж на московском пустыре. Авангардисты воспринимались идеологическим аппаратом как агенты врага. Живописцев разогнали, пустив в ход бульдозеры. Пострадали приглашенные на выставку иностранные корреспонденты. Европейские коммунистические партии запротестовали: Советский Союз, давящий бульдозерами неофициальное искусство, компрометирует социализм!

Помощник генерального по международным делам Александр Александров-Агентов обратился к Брежневу: «Кому все это нужно? Зачем это было делать? Неужели идеологические работники Московского горкома и наша милиция не понимают, что борьба с неприемлемыми для нас направлениями в искусстве не может проводиться с помощью милиционеров, брандспойтов и бульдозеров? Ведь это компрометирует СССР как государство и ленинскую политику в области культуры».

Брежнев согласился с мнением своего помощника: «Сделано не только неуклюже, но и неправильно».

Но другие высокопоставленные товарищи считали, что интеллигенцию непозволительно распустили. Секретарем ЦК по идеологии сделали Михаила Васильевича Зимянина. Он позволил себе распекать главного режиссера Театра на Таганке Юрия Петровича Любимова:

— Ваш спившийся подонок Высоцкий — ну подумаешь, имел какой-то талантишко, да и тот пропил, несколько песенок сочинил и возомнил.

— Он умер, — напомнил Любимов, — нехорошо так о покойном, зачем так кричать, товарищ секретарь, а при ваших чинах это даже неприлично.

— Вы у меня договоритесь! — обещал Зимянин. — Все ваше окружение антисоветское!

— Ну, раз все антисоветчики, один вы советчик, то посоветуйте хоть что-нибудь. — Любимов не терял хладнокровия.

— Ах, вы еще это, шутить, я вам дошучусь!

Георгий Лукич Смирнов, один из руководителей отдела пропаганды ЦК, заговорил с Зимяниным о том, что диссидентов сажают, высылают за границу, отправляют в психушки. Но идеи-то можно одолеть только идеями. Зимянин возмутился самой постановкой вопроса:

— Ты что же, из партии хочешь дискуссионный клуб устроить?

Мысль о дискуссиях вызывала панический ужас.

Люди, понимавшие гибельность интеллектуального оскудения общественной жизни, пытались что-то предпринять. Сложилась группа партийных интеллектуалов, которая годами работала на Брежнева, писала ему речи и статьи. Эта группа старалась воздействовать на генерального секретаря, который чуть поддавался, потому что уважал умных и талантливых людей. Но поддавался чуть-чуть, потому что не хотел ссориться с аппаратной массой. Чутье у Брежнева было отменное.

Александр Евгеньевич Бовин, один из самых известных журналистов позднесоветского времени, вписал в проект речи генерального секретаря раздел о развитии демократии в советском обществе. Брежнев опасливо сказал:

— Чем-то буржуазным запахло. Ты, Саша, перепиши.

В декабре 1975 года во время работы над очередным партийным документом Леонид Ильич в узком кругу посетовал на то, что его не понимают некоторые коллеги. Помощник генерального по международным делам Александр Александров-Агентов заметил:

— А что вы хотите, если во главе московской идеологии сидит Ягодкин.

Другие помощники подхватили:

— Как же так, Леонид Ильич? Ведь это же чистый вред партии, когда такой человек ее представляет. Все от него стонут. А тут он еще двуспальную передовую в «Новом мире» опубликовал — ведь если ее внимательно прочитать, ясно, что она против линии XXIV съезда в области культуры. И Ленина там нагло переврал.

Брежнев всех внимательно выслушал. А тут еще приехал вернувшийся из Рима первый заместитель заведующего международным отделом ЦК Вадим Валентинович Загладин. Он доложил Брежневу о разговоре с одним из руководителей итальянской компартии, который сказал:

— Вы утверждаете, что у вас нет оппозиции. Да у вас внутри партии оппозиция! Вот Ягодкин. Разве его позиция совпадает с линией вашего XXIV съезда?

Карьера рьяного идеолога закончилась. Ягодкина убрали из идеологического аппарата, назначив заместителем министра высшего и среднего специального образования по кадрам. А вскоре отправили на пенсию под предлогом слабого здоровья.