Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Герцог Пармский… в нем все дело, я это всегда знал… всегда. Если его армия стоит на месте, никакого вторжения испанцев в Англию не будет. Вся эта Армада — всего лишь шутка… ужасная шутка. Оплаченная человеческими жизнями! — Грэшем вдруг заметил — из глаз его потекли слезы. Ему стоило большого труда продолжать свой рассказ. — Так вот, я — не то, что вы. Я заплатил Тому Филипсу по-королевски за поддельное письмо с поддельной печатью… — Он старался овладеть собой и изложить свои мысли правильно, но язык не всегда слушался его. — Это было секретное письмо с печатью королевы. В письме от королевы ему предлагалось стать королем Нидерландов, если он не станет идти на соединение с Армадой и позволить ей уплыть… проплыть… проплыть мимо.
Кто-то вдруг ударил его по лицу. На сей раз не было сомнений, чья это рука и чей голос. Это была королева.
— Вы смели предлагать герцогу Пармскому трон Нидерландов от моего имени?! — гневно спросила она.
— Да, — просто ответил Грэшем. — Я сделал даже больше, ваше величество. — Он чувствовал настоящую гордость, поскольку еще не забыл, как следует к ней обращаться. — Я даже предложил ему трон Англии от вашего имени. В том случае, если он предоставит Армаду ее собственной участи. Конечно, на бумаге стояла не ваша печать, а поддельная. Я думал, ему понравится быть королем Нидерландов. Только поддержка Англии может помешать герцогу одержать победу для Испании. И потом, если католик может править Нидерландами, протестантской страной, почему он не может править Англией? Хотя, конечно, это вздор, больше нам католиков на троне не надо. Слишком много тревоги от них. Но ему-то мы об этом не скажем. Так вот, я дал ему письмо, якобы от королевы со всеми этими предложениями, если он согласится не вторгаться в Англию… Не волнуйтесь! Я подкупил секретаря: он украл и уничтожил письмо, как только герцог его прочел. У них ведь и так много чего пропало за время войны.
Грэшем повернул голову, чтобы увидеть лицо королевы. Он думал прочесть в ее глазах свой смертный приговор. Ее лицо было более чем гневным (или так ему показалось?). Грэшем решил извиниться, но у него снова вышло что-то не то.
— Знаете, я сделал это не ради вас… то есть не только ради вас. Я сделал это ради мира. Ради крестьян. Пусть больше не будет огня и меча. Я, знаете, не верю в войну. На войне людей убивают. А я хочу, чтобы они жили. Хотя многие и так умирают. Такие дела.
Голова Грэшема бессильно откинулась на доски. И в воцарившейся тишине он вдруг услышал чей-то хриплый смех. Грэшем сразу узнал этот смех.
Уолсингем! Он выглядел полуживым. Но взгляд его остался прежним — взглядом умного и властного человека. Он мог теперь ходить, лишь опираясь на палку, и около него суетился мальчик-слуга, растерянный и испуганный, не ожидавший оказаться в такой обстановке. Уолсингем снова засмеялся. Он поклонился королеве, и она кивнула в ответ. Сесила он не удостоил вниманием.
— Ваша собственная идея! Славно. Просто славно! Собственная идея! Каково!
— Что, по-вашему, славно, сэр Томас? — ядовито промолвила королева. — Что можно подделать волю королевы? Что какой-то выскочка может обещать трон иностранному принцу?
— Безусловно, лучше, если это делается без ее ведома, ваше величество, — отвечал старик. — Как лучше и то, что вы не знаете многих вещей, которые делаются во имя королевы. Но самое лучшее — это когда герцог Пармский сидит в Гейте, вместо того чтобы осаждать Лондон, угрожая вашему величеству.
На минуту воцарилось молчание.
— И заметьте, тот, кто взялся бы за подобное дело, вполне вероятно, должен был кончить именно здесь. На самом деле этот человек получил приказ сообщить герцогу Пармскому, что число голландских легких судов гораздо больше, чем он рассчитывает, и что они потопят баржи, которые он готовит для вторжения в Англию. Вот что я ему приказал.
— Это бы не помогло, — пробормотал Грэшем. — Такие люди, как герцог, видят в численном превосходстве противника вызов для себя, и тогда дерутся еще отчаяннее. Требовалось нечто большее. — Странное дело, он чувствовал не только страшную жажду, но и сильную тошноту. — Простите, ваше величество, мне очень жаль, но меня, кажется, сейчас стошнит. Нельзя ли начать пытку, пока я не опозорился?
Возникла продолжительная пауза.
— Освободите его! — приказала королева.
Тюремщик явно растерялся.
— Лучше не перерезать веревок, ваше величество, — сказал он невпопад. — Вдевать новые — дело очень трудоемкое, да и денег стоит. Их ведь нельзя использовать повторно, если…
— Я вам сказала: перережьте веревки сейчас же! — повторила королева ледяным тоном. — Иначе вы будете первым, на ком испытают новые веревки.
Тюремщик тут же достал откуда-то нож и быстро выполнил приказ. Боль, вызванная восстановлением кровообращения, оказалась очень острой, как будто множество игл вонзились во все жилы. Грэшема не мог встать и даже не знал, позволено ли ему это. Он снова услышал голос Уолсингема:
— Ваш слуга сообщил, вы полагали, будто меня нет в живых. Видимо, испанский посол со слишком большим воодушевлением воспринял известие о моей тяжелой болезни и отправил соответствующее письмо герцогу Пармскому. — Уолсингему тоже подали стул. И теперь он сидел, словно заботливый отец у постели больного сына.
— Моего слугу пытали? — с тревогой поинтересовался Грэшем.
— Думаю, он успел получить несколько ударов, прежде чем мы проникли в его камеру. У человека, который его бил, сломаны рука и нога. Интересный малый этот ваш слуга. Он сказал, вы самый большой дурак в Европе, потому что я единственный человек, знающий о вас правду, а вы все же отправились со своей миссией, считая, что меня нет в живых. И все же он остался с вами.
— Ему недостает образования и изящества. — Грэшем улыбнулся впервые за многие дни. Боль немного утихла.
— Он хотел предложить ваш трон католику! — завопил Сесил, молчавший с тех пор, как появился Уолсингем.
— Только для того, чтобы не допустить действительного католического правления в Англии, — ответил Грэшем. Затем суровым тоном заговорила королева:
— Ради чего вы рисковали своей жизнью и своей честью? Вас считали испанским шпионом. Только один человек знал правду. И если, как вы полагали, его бы не было в живых, вы бы потеряли все ваше имущество, уважение соотечественников — все, что у человека есть в жизни! Почему вы продолжали свое дело?
— Я… — Он старался объяснить это в том числе и самому себе. — Ваше величество, вы принесли мир в нашу страну. При католическом короле мира в Англии не будет. А гражданская война… Достаточно сказать, что я видел у стен Остенде трупы, которыми питались волки… Я видел герцога Пармского. Это великий человек и великий правитель. Но он прожил большую часть жизни и превратил в пустыню страну, в которой он воюет… Иногда люди идут на огромный риск ради великой цели.
— Вы пошли на непростительный риск, Генри Грэшем, предложив корону другому человеку. Это риск на грани измены.