Заявив, что «ингуши стреляют в осетин», сотрудники милиции доставили пассажиров автобуса в райотдел, правда, через час всех отпустили.

– С этого момента похищения становятся ежемесячными, – рассказывает Аслан, листая оперативные сводки. – 15 ноября в селе Донгарон пропадает Осман Мурзабеков. 23-го в Дачном – Башир Албаков.

Аслан перечисляет новые имена и фамилии, всего в его списке 21 человек. Двое из них оказались чеченцами, они пропали, когда приехали в Осетию на машине с ингушскими номерами. Выкупа ни за кого из них не требовали.

– Вы же говорили, что пропавших несколько десятков.

– По сводкам так и есть, но я потом проверил – оказалось, что многие были в оперативной разработке. То есть я не могу сказать вам точно, что все они невиновные люди. Хотя у нас легко назвать бандитом любого. Но эти 21 человек точно ни к чему не причастны. Я видел опросы свидетелей и родственников. Их убрали только потому, что они ингуши. И обратите внимание, что основная часть пропала в районе центрального рынка Владикавказа или автостанции № 2 – туда приходят маршрутки из Назрани. Но самое интересное – не это. Есть предположение, что к похищениям причастны сотрудники МВД Северной Осетии, в частности РОВД Пригородного района. В нескольких случаях свидетели видели, как этих людей задерживают сотрудники милиции. А последние похищенные—старики Гайсанов и Таршхоев—вообще пропали прямо напротив здания МВД Северной Осетии. Там нашли пустую машину Гайсанова с документами.

По словам Аслана, эту версию подтверждает свидетель, который сам чуть не стал жертвой похищения. В районе птицефабрики у села Дачное сотрудники милиции попытались посадить в свой «уазик» проходившего по улице местного жителя Магомеда Барахоева. Барахоев стал сопротивляться, в это время рядом остановилась машина, в которой ехали ингуши, они выскочили и отбили его. На следующий день Барахоев, скрывшийся в Ингушетии, дал показания на сотрудников Пригородного РОВД, имена которых вскоре были установлены. Однако следователь северо-осетинской прокуратуры отказался возбуждать уголовное дело против оперативников.

– Правоохранительные органы Северной Осетии покрывают эти преступления, – уверен Аслан. – Потому что эти преступления им на руку. Несмотря на то что Путин дал указ вернуть всех беженцев в Пригородный район до конца этого года, сейчас процесс переселения заглох.

Аслан отдал мне свой список, и я отправилась к родственникам пропавших мужчин. Ближе всего к Назрани – ингушское село Экажево. Здесь находится дом 32-летнего Аламбека Кациева. Его мать Софья с порога спрашивает меня, что установила Генпрокуратура. Объясняю, что я всего лишь журналист, и прошу Софью рассказать, как пропал ее сын.

– Да я сама ничего не знаю! – растерянно говорит она. – 22 июля уехал во Владикавказ к дяде. И больше я его не видела.

Дядя Аламбека Ибрагим Бойяев приезжает через полчаса, он подробно рассказывает, что полгода назад Аламбек вместе с ним уехал в Москву на заработки. Ибрагим клал паркет с национальным рисунком, Аламбек ему помогал. Москвичам национальный рисунок пришелся не по вкусу, и Ибрагим с племянником в начале июля вернулись домой.

– Я всю жизнь живу во Владикавказе, и там у меня хорошие связи. Я быстро нашел клиентов, – вспоминает Ибрагим. – Попросил Аламбека помочь. Мы должны были положить паркет в одной квартире и вернуться в Экажево – здесь строится мечеть, и нужна была наша помощь.

– Он ушел из дома около восьми, – включается в разговор Софья. – Я переживала – я всегда переживаю, когда он ездит во Владикавказ. Позвонила ему где-то в 9.15 утра, спрашиваю: «Где ты?» Он говорит: «Все нормально, я уже приехал, минут через 20 буду у дяди». Я перезвонила ему через полчаса, но телефон уже был отключен.

– Потом следователь сказал нам, что есть распечатка телефонных звонков, – говорит Ибрагим. – Они установили, что в тот момент, когда сестра звонила Аламбеку, он находился во Владикавказе в районе автостанции. Значит, там и пропал.

В дом заходит еще один его обитатель – 80-летний дед Аламбека Магомед. Он только что вернулся с похорон племянника – сотрудника милиции, погибшего при подрыве милицейской машины. Он говорит, что ежедневные убийства в Ингушетии ведут к истреблению народа. И что убийство семьи русской учительницы показывает, в каком положении находится все ингушское общество.

– Это распад Ингушетии, такого у нас никогда не было, – говорит он. – Русские раньше нормально с нами жили. Русские учителя наших детей учили. Это уже не люди, кто убивает учителей. Из-за них на ингушей смотрят как на зверей.

Старик замолкает, долго смотрит в окно. Софья горестно вздыхает. Ибрагим с беспокойством смотрит на отца.

– Найдите внука, живого или мертвого, – говорит строго старик. – Если нет уже человека, земле предать его надо.

Софья начинает рыдать.

Чермен, Пригородный район Северной Осетии. Во дворе дома Магомеда Таршхоева, пропавшего в начале июля, собрались старики. Они сидят на скамейках и что-то обсуждают. Брат Магомеда Мурат Таршхоев провожает меня в дом. Я спрашиваю, что он думает о похищениях.

– Это делают профессионалы, – говорит Магомед. – Но надо ждать. Следователь сказал, любая провокация может привести к войне.

Во внутреннем дворе сидят родственницы пропавшего Магомеда, они приходят сюда каждый день, чтобы поддержать его жену Малику. Среди них – жена еще одного пропавшего, Мухажира Гайсанова.

7 июля Таршхоев и Гайсанов отправились в гости к родственникам в ингушский город Джейрах. Чтобы из Чермена попасть в Джейрах, надо проехать через Владикавказ. В десять утра старики заехали на центральный рынок Владикавказа, там их видели знакомые, которые потом показали следователям, что старики были веселыми, шутили и, купив на рынке шерстяные жилеты и брюки, сели в «Жигули» и уехали. В 11.04 Таршхоеву позвонила сноха. Потом, опираясь на телефонную распечатку, следствие установило, что в это время старики находились недалеко от центрального рынка, в районе Пушкинской площади. В 15.00, когда Гайсанову позвонила жена, его телефон уже был отключен. Примерно в это же время его машина была найдена недалеко от здания МВД – ни Таршхоева, ни Гайсанова в ней не было. Отсутствовали техпаспорт и водительские права Гайсанова, хотя все остальные документы остались в машине. Из-за этого родилась версия о том, что вскоре после одиннадцати у здания МВД автомобиль Гайсанова остановили сотрудники милиции, именно поэтому водитель, выходя из машины, взял с собой техпаспорт и права. – Это милиция таскает ингушей, – уверенно говорит жена Гайсанова Хава. – Все на них указывает. Но как они все это делают – безнаказанно, бесследно? Что им сделал мой или ее муж? – Хава показывает на Малику. – Я еще могу понять, когда молодых похищают – может, они в чем-то и виноваты, но мой муж таксовал, а Гайсанов в колхозе всю жизнь проработал, в одной бригаде с осетинами, а во время конфликта в 1992 году осетины с нашей улицы в нашем подвале прятались.

Мы вообще отсюда не уезжали во время войны, потому что муж сказал: умирать будем дома.

Какая-то маленькая женщина робко встает и подходит ко мне, протягивая фотографию молодого парня.