– Забирайте багаж!

Я отпрянула:

– И не подумаю! Доложите директору таможни, я требую, чтобы он меня принял!

– Директор всё, что надо, вам уже сказал!

Значит, кроме, как к Толстому, обращаться не к кому. Умей я повышать голос, раскричалась бы… Они шума не любят. Но я в своего папу, тихая…

Толстый всё же вернулся.

– Ну, что ещё?

И тут откуда-то из моих измотанных кишок у меня вырвалось:

– Знаете что! Вы уже немолодой человек и не очень здоровый. Если вы будете так издеваться над людьми, вас хватит кондрашка!

Я не поверила своим глазам: он испугался, как-то диковато покосился в мою сторону и, тихо, Мордастому:

– Ладно, приступай…

Тот неспеша, с флегматичным видом, опорожнил чемодан, внимательно щупал швы, сгибал и разгибал ватные плечики; потом вывалил обувь и долго делал рентген каблуков… А стрелка часов ползёт и ползёт, подползла к половине шестого…

– Можете попросить кого-нибудь из провожающих вам помочь…

Надо же, какое великодушие! С кем-то в четыре руки – вернее всего, с Людочкой – мы лихорадочно запихивали обратно выросшие в гору шмотки, туфли, сапоги… Щёлкнули замки, неизвестно откуда взявшийся Марра схватил чемоданы, побежал, бросил их на весы, подмигнул мне и легонько подтолкнул к проходу, туда, где сидел пограничник.

Но мне преградил путь Мордастый с блокнотом:

– Минуточку, кто такой Алексей Букалов?

Я похолодела… Всё! Я не уеду, а Алёшу выкинут с работы… – и отреклась:

– Никакого Букалова я не знаю!

Уверена, что если бы Мордастый мог, он бы меня укусил: запахло жареным. Слёзно прося таможенника меня пропустить, бывший первый секретарь посольства Алексей Михайлович Букалов предъявил ему свой просроченный дипломатический паспорт.

Восковая фигура в будке за стеклом взяла мой заграничный. Как водится, долго вертела в руках, поглядывая куда-то вверх (я так и не знаю, зачем эта мистика, чтобы запугать?) и… вернула.

В полуобморочном состоянии я рухнула в первое же пластмассовое кресло зоны свободы.

Пока я прихожу в себя, вкратце поясню про Алёшин липовый документ. Он, после МГИМО, шестнадцать лет был дипломатом. Карьеры не сделал, его держали в бывших колониях Италии – Сомали и Эфиопии. Возможно, минусом в глазах отдела кадров была не только наша дорогая Евгения Яковлевна Томас, его еврейская мама, которую, к тому же, угораздило родиться в Австралии, но и Алёшина общительность, его жизнелюбие, юмор, говорливость, литературная одарённость. Тем не менее, в силу какой-то удачной раскладки, его всё-таки назначили в посольство в Рим. Так совпало, что через Рим, проездом в эмиграцию, ехал Алёшин сводный брат с семьёй Саша Клибанов (сделавший в Штатах научную карьеру). Другой бы проигнорировал опасного родственника, а Алёша, будучи нормальным человеком, встретил его, показал Вечный город и проводил, – всё честь по чести. После чего под каким-то предлогом был вызван в Москву и в 48 часов уволен из МИДа. Мыкался без работы, натерпелся унижений. Ухватился за соломинку – журналистику – и выплыл; плыл долго, от журнальчика «В мире книг» до поста корреспондента ИТАР-ТАСС в Риме. Свой литературный талант не зарыл: выпустил сборник сомалийской поэзии и, заядлый пушкинист, написал книжку об абиссинце – Арапе Петра Великого Ганнибале, а недавно заметки журналиста «Пушкинская Италия».

… Пульс у меня, кажется, выровнялся. Приглашают на посадку. Миляга Марра даёт о себе знать и на высоте тысяч метров: время от времени чтобы удостовериться, что я дышу, ко мне подсаживается пилот, якобы передохнуть, размяться.

В миланском аэропорту встревоженные и дезориентированные (в телексе Луиджи сказано «вылетела», а по официальным данным все рейсы из Москвы отменены) – четверо: Эми Мореско, Уго Джуссани с Иоахимом Шмидтом и Леда Визмара. Началась моя другая жизнь. Не сразу, помаленьку, пришло и второе дыхание.

1

– Давнишний слух о том, что вы послужили Хэмингуэю прототипом Марии в «По ком звонит колокол», оказался живучим. Полвека спустя, в 1996 году, Марчелло Вентури муссирует его в «Улице Горького 8, кв. 106», а ещё через десять лет, в 2005 году, Сергей Никитин приводит его в своём послесловии к очередному переизданию «Практического курса итальянского языка» Ю. А. Добровольской. Если можно, внесите, пожалуйста, ясность, насколько этому слуху можно верить.

Охотно. Это выдумка, как многие другие небылицы на мой счёт. Чего только обо мне не сочиняли! И что я рвалась в Италию с целью вступить в ИКП, то бишь в Итальянскую Коммунистическую партию, и что я – агент КГБ, и что из-за меня, коварной, стрелялись. И что лётчик, приезжавший ко мне на свидание в Ховринский лагерь просить руки, с тех пор ежедневно делал круг над Ховриным. Эта байка, по-лагерному «параша», со временем обросла романтическими подробностями. Рано или поздно слухи эти до меня доходили. Хоть плачь, хоть смейся! Я предпочла (и предпочитаю) игнорировать.

Вразумить фантазёра Вентури и ретивого Никитина я, конечно, пыталась, но тщетно; миф им полюбился. Рассудку вопреки: ведь я была в Испании в конце войны (1938–1939), а Хэмингуэй в начале.

2

– Каким образом вы, новоявленная итальянистка, доставали за железным занавесом итальянские книги?

Моей итальянской библиотеке положило начало, увы, чужое несчастье. Это было в конце 40-х годов. Позвонил кто-то из знакомых: «Возьми все деньги, что есть у тебя в доме, призайми ещё у соседей и беги на ул. Горького 10, в отель “Люкс”, спроси такую-то, – была названа итальянская фамилия, – она продаёт книги».

В отеле “Люкс”, общежитии Коминтерна, жили политэмигранты, главным образом, коммунисты, которых органы постепенно упрятывали за решётку. Взяли и мужа моей итальянки.

Она меня ждала, на столе высились стопки потрёпанных, зачитанных книг – Данте, Мандзони, Пиноккио, просто чтиво типа романов Питигрилли. В угол кровати забились двое ребятишек, бледненькая девочка лет трёх и мальчик постарше, покрепче. Нужда вопиющая. Я опорожнила кошелёк, сложила в сумку книги, молча обняла несчастную и поплелась домой. Что с ними стало? Посадили ли и её тоже? В таком случае детей отправили в детдом, были такие детдома специального назначения, для детей врагов народа.

В последнее время оживился интерес к этой славной странице мирового коммунистического движения, выходят книги, мелькают газетные публикации о том, как сотни итальянских антифашистов вместо ожидаемого рая, попали в ад.

Не помню, чтобы я когда-нибудь получала книги из Италии по почте. Привозили сами авторы или посылали с оказией. Паоло Грасси шёл в миланский книжный магазин Эйнауди на Via Manzoni, к приятелю-книготорговцу Альдрованди, проводил там с часик – отбирал то, что, несомненно, было мне необходимо, а он знал толк в книгах, и, пользуясь своим статусом VIP, вёз тяжеленную коробку в Москву. Всякий раз настаивал на том, чтобы мы распаковывали её вместе, хотел насладиться моей радостью.