Встречал дружину сам Чуеслав Вышатич и горстка его соратников. Озерный князь был крепок и черноволос. Широкоплечий, с открытым лицом — выступающий лоб, прямой нос, серьезный, но вместе с тем добродушный взгляд. Одевался Чуеслав просто, не богаче местных торговцев: на рубаху накидывал дубленку, не застегивая, не носил ни колец, ни браслетов — лишь кожаные тесьмы в косах.

— Глазам своим не верю, — и весело, и осторожно проговорил Чуеслав, когда Хортим ступил на пристань. — Неужели и вправду Горбович?

Спутать было сложно. Хортим был устал, худ и изуродован Сарматом, Чуеслав — здоров и полон сил. Но едва они оказались рядом, любой бы ответил, кто из них сын кожемяки, а кто — гуратского владыки. Хортим всегда разговаривал вежливо и приветливо, но как он держал себя, как шагал, как заставлял себя слушать, ненароком вскидывая породистый нос. Фасольд смотрел на него, сходя с корабля следом: осанка, излом губ и бровей, голос. Хортим напоминал своего отца куда больше, чем привык думать.

— Вправду, — ответил нововенчанный князь, склоняя голову. — Я Хортим Горбович, а это мои люди. Мы пришли с миром, так не откажи нам в приюте.

— Добро, — улыбнулся Чуеслав. — Будьте моими гостями. Но вот уж кого я не ожидал увидеть в своем городе, так это человека твоего рода.

Неудивительно. Как рассказал позже сам Чуеслав Вышатич, даже мелкие окрестные князья избегали встреч с ним, а когда все-таки приезжали — куда денешься, если озерные порты процветают? — смотрели свысока. Чуеслав не обижался: сын кожемяки не был им ровней, да и не старался стать. Заботился лишь о процветании Девятиозерного города и его жителей и не пытался взлететь выше, чем следовало.

Гордость и надменность Горбовичей — не чета мелким князьям — давно превратились в легенду. Но вот пришел Хортим на драккаре, и говорил с Чуеславом спокойно и просто, и, когда тот привел его и его соратников в свой дом, без усмешки называл князем. Но сам Хортим не видел в этом заслуги: он изгнанник, владыка без земель, а Чуеслав, несмотря на возраст, — мудрый и уважаемый правитель, которого признавали люди от мала до велика.

Дружинный дом Чуеслава Вышатича тоже был деревянным и крепким. Длинный и узкий, с резными ставнями и высеченной над дверями головой соболя — герб маленького, но преуспевающего Девятиозерного города. Где-то Хортим углядел даже несколько колышущихся на ветру полотнищ с вышитым символом.

— Откуда путь держишь, Хортим Горбович? — спросил Чуеслав, приглашая за поспешно, но по-озерному пышно накрытый стол. И как-то виновато улыбнулся людям Хортима: не взыщите, мол, чем богаты. Он не знал, что такой прием, домашний, мирный, — лучшее, что могло с ними случиться.

— Из Волчьей Волыни. — Хортима усадили по правую руку от Чуеслава, и дружине его соратники озерного князя предлагали сесть рядом.

— Из Волыни, — присвистнул Чуеслав, наливая гостю мед. — Славный город. И батька у них там мощный.

Фасольд закашлялся.

Потек пир, скромный и добротный. Никто не развлекал гостей песнями и танцами, как было у Мстивоя, но оживленные разговоры еще долго не смолкали под сводами дружинного дома. Хортим представил Чуеславу своих приближенных и не стал скрывать, что за дело привело его в Волчью Волынь и почему сейчас он, с оскудевшими запасами и без ратей за спиной, оказался в Девятиозерном городе.

— Мои владения малы и не защищены от драконьего огня, — кивнул Чуеслав. — Но я могу дать тебе людей.

Сумели бы выстоять несколько его дружинников против Сармата? Едва ли, но за такую помощь, оказанную приезжему князю, с Чуеслава бы строго спросило вече, а семьи отправленных на смерть воинов очернили бы его имя.

— Я ценю это, — миролюбиво сказал Хортим, — но пусть твои люди остаются дома. Лучше не откажи дать нам в путь пищу и пресную воду.

Тот, конечно, не отказал.

В доме Чуеслава Вышатича напитки и блюда разносили слуги, но чашу Хортиму подавала девушка, одетая лучше слуг. Круглолицая, с темно-рыжей косой и расшитой перевязкой, в подпоясанном коричневом платье и с тяжелыми бусами на груди.

— Сестра моя, — обронил Чуеслав.

— Княжна, значит, — серьезно сказал Хортим, а девушка, смотревшая на него из-под коротких ресниц, зарделась и опустила голову, чтобы скрыть румянец.

Чуеслав засмеялся.

— Не заглядывайся на гостя, Рынка. Ступай, — и повернулся к собеседнику. — Вот зовешь ты ее княжной, Хортим Горбович, а мне что делать, если она нос начнет задирать? Окрестным князьям предлагать? Они этого больше смерти боятся.

— А ты не предлагаешь?

— Больно надо, — фыркнул Чуеслав. — Мои соседи только и ждут от меня такого оскорбления. Но пусть не трясутся, мы свое место знаем. Невеста моя — дочь корабельщика, ее отец вече собирал, чтобы меня князем назвать. Свадьба на весну назначена, приезжай.

Хортим был бы рад, но надеялся, что к весне уже вернется на юг. И вновь обратится к правителям стонущих под Сарматом земель. Что успел натворить дракон за прошедшее время? Не вынудил ли их озлобиться и ответить ударом на удар?

— А ты жениться не собираешься, Хортим Горбович?

— Будто мне и так проблем мало, — ответил тот. — Город поднимать нужно.

Слова, слова, слова… Хортим порядком от них устал: требовалось доказать делом.

— Это ты зря, — вдруг отозвался Чуеслав. — Твое имя почетно, твой род велик, и любые правители охотно помогут тебе, если ты приедешь свататься, а не звать на войну.

В его словах чувствовалось разумное зерно — Хортим пообещал себе подумать, а тем временем Чуеслав Вышатич осушил еще одну чарку и поверх нее с любопытством посмотрел на Вигге. Отшельник сидел сбоку, говорил немного и все больше слушал друзей озерного князя.

— Дружинник, — приветливо обратился к нему Чуеслав, — не обессудь. Но я уже долго тебя разглядываю и все никак не могу понять. Чьих ты будешь?

Вигге привычно вытер кровь в уголках губ.

— Я не дружинник, — ответил он мерно. — Я охотник с далекого севера, и князь Хортим Горбович по доброте своей привез меня в Девятиозерный город.

— Охотник? — переспросил Чуеслав. — Вот уж не думал.

— Отчего же? — вклинился Фасольд и шумно поставил на стол чашу. Но воевода выглядел раздобревшим и не желая никого задеть. — Это Вигге из Длинного дома, и он много лет жил уединенно.

— Ты удивлен, озерный князь, — заметил отшельник. — Почему?

— Видишь ли, Вигге. — Чуеслав подался вперед, постукивая ногтем по тарелке. — Я вышел из народа и таких, как я, издалека могу различить. Ты ведь не из простых, верно?

— Да ну? — Тот вскинул бровь.

— Ну, посуди сам. — Чуеслав развел руками и даже повернулся к Хортиму, будто призывая его в свидетели. — Как ты сидишь, Вигге, как ешь, как смотришь. Здесь так держит себя лишь гуратский князь. — Он несильно хлопнул Хортима по плечу. — Не подумай, что я хочу обидеть тебя, Горбович! Ты говоришь со мной как друг, но кровь в твоих жилах — не вода в ручье.