Второй вариант – открыть фирму прямо на Манхэттене, но это палка о двух концах. С одной стороны, здесь мгновенно найдется миллион парней, готовых работать на твою фирму, но, с другой стороны, тут будет трудно сделать так, чтобы они были тебе верны. «Стрэттон» – вот оптимальный вариант внутренней организации брокерской фирмы. Именно это и есть один из факторов его успешной деятельности. Взгляни, к примеру, на этот ресторан, – я кивнул головой в сторону обеденного зала. – Все, кого ты тут видишь, это бойцы «Стрэттон», замкнутое самодостаточное сообщество, – я подавил в себе желание назвать это культом, что было гораздо точнее, – в котором им не нужно выслушивать альтернативные точки зрения.

Тебе, Виктор, нужна такая же фирма. Если ты откроешь офис на Манхэттене, твои бойцы будут обедать с биржевыми маклерами из тысяч других фирм. Возможно, сейчас это кажется неважным, но в будущем, поверь мне, это будет иметь огромное значение, особенно если в прессе появятся критические отзывы о твоей фирме или если твои акции начнут стремительно падать. Тогда ты поймешь, как это здорово, когда никто не дует в уши твоим маклерам. Ну, я все сказал. Решать тебе.

Виктор медленно кивнул огромной, как у панды, головой, словно взвешивая все «за» и «против». Это показалось мне комичным, поскольку шансы на то, что он согласится уехать в Нью-Джерси, были ничтожно малы. Раздутое эго Виктора никогда бы не позволило ему уехать в Нью-Джерси. Ведь этот штат не ассоциировался для него с богатством и успехом, и, что самое важное, это было не самое подходящее место для торговли наркотиками. Нет, имеет это смысл или нет, Виктор захочет открыть свою фирму в самом сердце Уолл-стрит. И мне это было на руку. Будет гораздо проще уничтожить его, когда придет время.

То же самое я сказал владельцам «Билтмора» и «Монро Паркер», которые сначала тоже хотели открыть свои офисы на Манхэттене. Именно поэтому «Монро Паркер» была запрятана в северной части штата Нью-Йорк, а расположенная в штате Флорида фирма «Билтмор» предпочла открыть свой офис подальше от «Мили Личинок» в городе-курорте Бока-Ратон – так пресса окрестила часть Южной Флориды, где было расположено огромное множество мелких брокерских фирм.

В конечном счете все сводилось к промыванию мозгов, причем в двух аспектах. Первый – необходимо много раз повторить одно и то же твоей целевой аудитории. Второй – нужно сделать так, чтобы говорить мог только ты и никто другой. Инакомыслие недопустимо. Разумеется, все гораздо проще, если ты говоришь то, что хотят услышать твои подчиненные. Именно так обстояло дело в «Стрэттон-Окмонт». Дважды в день я выступал перед своими брокерами и внушал им, что, если они будут слушаться меня и делать то, что я им говорю, они зашибут столько денег, сколько им и не снилось, и молодые красотки будут падать к их ногам. Собственно, так все и происходило.

После добрых десяти секунд молчания Виктор заговорил:

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, но думаю, будет все же лучше открыть офис на Манхэттене. Здесь столько маклеров, что стоит мне лишь свистнуть, и все вакансии будут заполнены.

– Держу пари, – добавил Дуболом, – что Виктор сумеет мотивировать их ленивые задницы. Всем понравится работать на него. Да ведь и я, в случае чего, смогу ему в этом помочь. Я тут кое-что записывал на твоих собраниях, так что мы с Виктором сможем полистать записи и…

О боже! Я быстро отключился, перестал слушать и стал разглядывать гигантскую панду, пытаясь представить, что могло сейчас происходить в ее извращенном мозгу. Вообще-то Виктор был неглупым малым с неплохими способностями. От него мог быть толк. Собственно говоря, тремя годами раньше он оказал мне довольно значительную услугу…

Это случилось сразу после того, как я бросил Дениз. Надин еще не переехала ко мне жить, и за неимением хозяйки дома я решил нанять экономку. Только я хотел, чтобы это был он и чтобы он был геем. Я видел такого в сериале «Династия» – или это был сериал «Даллас»? В любом случае, мне хотелось иметь такого же «голубого» домоправителя, к тому же мое состояние вполне позволяло подобный каприз.

Джанет, разумеется, довольно быстро нашла мне такого, его звали Патрик. Он был таким настоящим геем, что, казалось, из задницы у него просто языки пламени вылетают. Патрик показался мне вполне нормальным парнем, хоть иногда и закладывал за воротник. Впрочем, дома я проводил не так много времени, чтобы по-настоящему понять, что он за человек.

Когда ко мне переехала Герцогиня, она тут же взяла управление хозяйством в свои руки и начала замечать кое-какие вещи – например, что Патрик – настоящий алкаш и к тому же сменяет сексуальных партнеров со скоростью револьверного барабана. Да он сам и похвастался Герцогине, когда его лживый язык развязался под действием алкоголя, таблеток и еще бог знает какой дряни.

Скандальные неприятности не заставили себя ждать. Патрик почему-то решил, что Герцогиня отправится вместе со мной на праздничный пасхальный обед к моим родителям, и вздумал устроить в это время оргию для двух десятков своих дружков, которые сначала все вместе трахались «паровозиком» в моей гостиной, а потом в обнаженном виде играли в моей спальне в твистер [11]. Когда Герцогиня, которой в то время было двадцать три года, вернулась домой, ее глазам предстало то еще зрелище: толпа лихорадочно совокупляющихся геев, прижавшихся чреслами к задницам друг друга. Словно на скотном дворе – и все это в нашем маленьком любовном гнездышке на пятьдесят третьем этаже небоскреба «Олимпик-тауэр» на Манхэттене.

Именно за окном этой квартиры на пятьдесят третьем этаже Виктор держал за ноги Патрика, когда открылось, что Патрик и его дружки стянули пятьдесят тысяч долларов наличными из ящика моего комода. Впрочем, надо сказать в защиту Виктора, что он вывесил Патрика за окно только после того, как много раз и очень настойчиво просил его вернуть украденное. Понятное дело, эти просьбы сопровождались короткими ударами то слева, то справа, в результате чего у Патрика был сломан нос, три или четыре ребра, а оба глаза залились кровью из-за разрыва капилляров. Но вы же не думаете, будто Патрик сразу во всем признался и просто так отдал украденные деньги?

Вот именно. Он и не отдал. Собственно, свидетелями свирепой жестокости Виктора были я и Дэнни, который тоже пытался говорить с Патриком до тех пор, пока Виктор не нанес тому первый сильный удар кулаком, от которого лицо воришки мгновенно превратилось в сырой фарш. Тут Дэнни побежал в туалет, и его стало рвать.

Когда Виктор уж слишком увлекся и был готов отпустить ноги Патрика, я вежливо попросил его втянуть моего эконома обратно. Эта просьба, казалось, опечалила Виктора, и все же он ее покорно выполнил. Когда Дэнни, испуганный и бледно-зеленый, вернулся из туалета, я сказал ему, что вызвал полицейских, чтобы они арестовали Патрика. Дэнни был ошеломлен тем, что у меня хватило наглости вызвать полицию после того, как я сам инициировал избиение подозреваемого. Но тут я объяснил, что, когда полицейские явятся, я во всех подробностях расскажу им, что именно произошло в моей квартире. Что я и сделал. И чтобы быть до конца уверенным в том, что двое молоденьких полицейских хорошо меня поняли, я дал каждому по тысяче долларов наличными, после чего они энергично кивнули, сняли с пояса дубинки и принялись снова дубасить Патрика.