— Тебе известен каждый закоулок моего сознания. Ты ставила меня на место, когда я слишком забывался. Австрия. Пруссия. Италия. Франция — ты всегда знала, где я буду проводить следующую операцию. И в половине случаев ты срывала мои планы. Просто необъяснимо. — Хоукер по-прежнему держал руку Жюстины в своей. — Я тебя тоже знаю достаточно хорошо.

— Я имею некоторое представление о том, как устроен твой мозг. Но это вовсе не значит, что мы должны пожениться.

Хоукер поцеловал костяшки ее пальцев. Одну, вторую, третью, четвертую… К тому времени как он закончил, Жюстина дрожала.

— Нет, мы должны пожениться, чтобы каждую ночь ложиться в постель, проделывать все эти интересные вещи друг с другом и выглядеть при этом благопристойно.

— Ты и так всегда был образцом благопристойности. — Никогда, ни разу Жюстина не думала о том, чтобы выйти замуж. Она вообще не рассматривала подобную возможность.

Очевидно, собственная нагота сбивала ее с толку. А может быть, виной всему ощущение безграничного счастья в каждом дюйме тела. Или все оттого, что предложение ей сделал Хоукер. в устах которого любое безумное предположение казалось вполне здравым.

— Я не говорю тебе «нет». Просто чувствую себя как-то странно при мысли о замужестве.

Хоукер потянул Жюстину за руку, помогая ей подняться на ноги.

— Идем в постель — в мою постель — и поговорим об этом утром. Я хочу лежать рядом с тобой и впитывать исходящее от тебя тепло.

Кровать Хоукера оказалась настолько удобной, что они вновь занялись любовью, едва оказавшись под одеялом.

Когда Жюстина провалилась в сон, Хоукер укрыл се. Он всегда делал так после занятий любовью независимо от того, как далеко находились от постели одеяла. Это было сродни тому, как муж привычно заботится о своей возлюбленной супруге.

Только вот Жюстина никак не могла представить себя замужней дамой.

Пакс сидел за столом в библиотеке и рисовал портрет женщины Невидимки карандашом и углем. Это была уже десятая копия портрета, и теперь дело спорилось быстрее. Ему удалось изобразить женщину очень похоже. Ее нос и разрез глаз не изменились с тех пор, когда она была ребенком. В этой библиотеке на первом этаже стоял и диван и пара кресел. На увешанных полками стенах хранилась большая часть книг. Свернутые газеты лежали повсюду.

Когда стемнело. Фелисити пришла, чтобы задернуть шторы. Она не забрала с собой грязные чашки и не зажгла свечей. Пакс был более сознательным, когда служил привратником и мальчиком на посылках.

Он зажег свечи в стоявшем на каминной полке подсвечнике и перенес его на стол.

Дойл сидел в большом мягком кресле перед камином, положив ноги на металлическую подставку для дров. На столе рядом с ним лежали папки с документами. Он просматривал рапорты, газетные вырезки, отмечая их полоской красной бумаги со своим именем.

Стопка бумаг росла у ног Дойла. В них была информация об исчезнувших людях. Мужчинах, умерших от единственного удара ножом в сердце. Неожиданных смертях в ночи, когда люди просто забывали, как дышать. Слухи о Невидимках. Все, что могло хоть как-то пролить свет на эту историю.

Пакс и сам занялся бы просмотром документов, если бы не был занят изготовлением портретов.

— Будем беседовать с теми свидетелями, что описали убийцу как Хоукера?

— Все три имени фальшивые, — не поднимая головы, ответил Дойл. — Там, правда, был еще армейский капитан, но он не раскололся, как орех, когда я начал задавать ему вопросы. За ним следили.

— Наверняка окажется, что все эти свидетели тоже из числа Невидимок.

— Скорее всего.

— Их могли шантажировать. И наверняка некоторых из них я знаю еще с Парижа. — Пакс сдул с портрета угольную пыль, внимательно посмотрел на свое произведение и отложил его на край стола. — С тех времен, когда меня обучали искусству шпионажа в пользу Франции.

— Теперь ты работаешь на Англию. Франция проиграла, а мы победили.

— Мне нравится так думать. Я рад, что Гальба все же оставил меня в живых. — Пакс размял пальцы и взял чистый лист бумаги. — Как медленно продвигается дело. — Он взял самый острый карандаш и нарисовал овал лица.

Пакс не просто делал копии. Каждый раз ему приходилось улавливать такие детали, которые делали лицо неповторимым и узнаваемым.

— Я нарисую два или три портрета для Боу-стрит. Ястреб сможет передать их туда завтра.

Хоукер вернулся на Микс-стрит час назад. Об этом известило недовольное бормотание Фелисити, отпиравшей дверь и возвращавшейся к себе в спальню. Хоукер не стал заглядывать в кабинет. Его шагов по лестнице тоже не было слышно. Впрочем, как и щелчка запираемой двери спальни. Возвращаясь домой ночью, Хоукер всегда передвигался совершенно бесшумно.

— Полагаю, встреча с Конаном прошла гладко, — произнес Дойл.

— Похоже на то. — Горизонтальные линии. Вертикальные линии. И вот уже появились очертания глаз, носа, рта. — Странная у них дружба.

— Посидели, поговорили об убийстве. Конан помогает разведывательной службе, когда может, а Ястреб не убивает людей в Лондоне. На Боу-стрит ценят его любезность. А вот это интересно. — Дойл взял в руки газетную вырезку. — Два года назад член парламента возвращался со званого ужина и был заколот ножом в Мэйфэре.

— Помню. Весен. Кажется, его звали Уильям. Убийство так и не раскрыли.

— Отличная память. А за шесть месяцев до этого… — Дойл указал на разложенные на полу документы, — из Темзы выловили тело Томаса Дэвентри с ножевыми ранениями. Он не был членом парламента, но принимал активное участие в политической жизни страны. Радикал с деньгами.

— Если кто-то пытается уничтожить вигов, то он не торопится. — Пакс принялся вырисовывать губы.

— А вот этот парень из министерства внутренних дел. Джордж Рейнольдес. Не слишком известен в политических кругах. Умер от удара ножом в живот. — Дойл закрыл одну папку и взялся за другую.

Наверху в коридоре раздалось цоканье когтей по полу. Кекс прошлепал от двери спальни Жюстины Дюмотье к спальне Хоукера. выполняя свои обязанности сторожевого пса.

Жюстина зашла в комнату Ястреба.

Дойл запрокинул голову и посмотрел на потолок.

— Не дают Кексу отдохнуть.

— Сегодня мало кому удастся поспать.

Наверху раздался приглушенный звук. Пес плюхнулся на пол в коридоре. Это означало, что Жюстина не собирается пока возвращаться к себе.

— Будет здорово, если это все упростит, — сказал Дойл.

— И как раз вовремя.

— Но ведь они не делают простых вещей, а?

— По крайней мере, до сегодняшнего дня. — Рог Невидимки не был слишком большим, но зато она обладала пухлыми губами. Переносица немного широковата. Пакс выделит это чуть позже с помощью белого мела. — Ты душеприказчик Хоукера в случае его смерти?