— Что, уже скучаешь по отцу? — ласково спросила она.

— Да, — подтвердила я. — Понимаю, конечно, что я, жена солдата, должна быть готова в любой момент отпустить его, но с каждым разом, по-моему, это становится сделать все тяжелее.

— Неужели ты не можешь предвидеть его будущее? — тихо поинтересовалась Элизабет. — Разве не можешь выяснить, благополучно ли он вернется домой? Я, например, не сомневаюсь, что на этот раз опасность его минует. Я это просто знаю.

Я повернулась и посмотрела на нее.

— Элизабет, а ты способна — по своему желанию — что-то предвидеть?

Она слегка пожала плечами:

— Ну, я не уверена… Нет, не знаю…

И на мгновение я как бы вдруг снова оказалась в покоях моей двоюродной бабушки Жеанны в тот самый жаркий летний день, когда она протянула мне гадальные карты и преподнесла браслет с магическими амулетами, а потом рассказала о нашей знаменитой прародительнице по женской линии.

— Ты можешь не отвечать, я не стану настаивать. Ни в коем случае не стану! — пообещала я. — Но учти: такая способность — это и великий дар, и тяжкое бремя. К тому же сейчас не самые хорошие времена для тех, кто этим даром обладает.

— Да нет, я и не думала, что ты будешь настаивать и что-то у меня выпытывать, — разумно произнесла Элизабет. — И вряд ли ты могла бы просто подарить мне эту способность, ведь так? Но иногда я что-то такое чувствую… В Гроуби есть один укромный уголок возле часовни, и вот когда я туда прихожу, я иногда вижу там женщину, точнее, призрак женщины; она стоит, склонив голову набок, словно прислушиваясь, и ждет меня, ищет меня взглядом. Но только я приближаюсь, как там никого не оказывается.

— Ты, наверное, знаешь, какие легенды существуют о нашем семействе? — спросила я.

Элизабет прыснула со смеху.

— Так я и сама их рассказываю — каждый вечер! Я уже сто раз, наверно, рассказывала историю Мелюзины нашим малышам. Они просто обожают ее, да и я тоже.

— Значит, тебе известно, что некоторые из женщин в нашей семье унаследовали дар Мелюзины? Например, способность к предвидению?

Она молча кивнула, а я продолжала:

— Моя двоюродная бабушка Жеанна немного учила меня использовать этот дар. А затем мой первый муж, герцог Бедфорд, заставил меня работать вместе с его учеными-алхимиками. И прислал ко мне одну женщину, которая научила меня выращивать разные целебные травы.

— А чем ты занималась с алхимиками?

Как и все дети, Элизабет приходила в восторг от историй о тайнах магии, находившейся у нас в королевстве под запретом. А вот умение использовать различные травы казалось ей чем-то обыденным, и я уже многому успела научить ее у себя в кладовой. Зато о черной магии, о запретных искусствах она, разумеется, мечтала узнать как можно больше.

— Мы вместе с ними читали разные книги, а иногда они просили меня что-то для них растереть, или что-то куда-то налить, или выставить на холод, — поведала я.

Мне тут же вспомнились наковальня во внутреннем дворе, пылающий горн и огромная лаборатория в крыле дома, похожая на гигантскую кухню, где алхимики нагревали и охлаждали спирт и экспериментировали с различными камнями.

— А еще у моего тогдашнего супруга было большое зеркало, и он заставлял меня смотреть в него и предсказывать будущее. Особенно ему было интересно будущее английских владений во Франции. Но, увы. — Я даже рукой махнула. — У меня почти ничего не получилось. Но я даже рада, что ничего не сумела разглядеть достаточно ясно. По-моему, более точные сведения разбили бы ему сердце. Но тогда я искренне сожалела, что не в силах оправдать его надежд. Зато теперь понимаю: самую лучшую службу я сослужила ему как раз тем, что ничего толком не увидела.

— Значит, что-то ты все-таки видела?

— Иногда видела, — кивнула я. — Но, скорее всего, лишь то, что могло бы случиться. Так бывает и при гадании на картах или с помощью амулетов: заметишь что-то мельком и думаешь, что так могло бы произойти и в действительности. А иногда видишь лишь собственные желания и мечты. Но все же — хотя и крайне редко — можно вложить в эти мечтания всю свою душу и заставить их воплотиться в жизнь. То есть претворить мечту в реальность.

— С помощью магии? — выдохнула Элизабет; при одной лишь мысли о возможности применить магию у нее явно голова шла кругом.

— Насчет магии не знаю, — честно ответила я. — Но однажды я почувствовала, что мы с твоим отцом любим друг друга, и захотела, чтобы он женился на мне и привез меня в Англию в качестве своей жены. Я догадывалась, что он никогда не осмелится сам предложить мне это, ведь я была гораздо выше него по положению, я была знатной дамой, и он опасался стать причиной моего, как он выражался, «падения и краха»…

— И ты сотворила заклинание? — перебила меня дочь.

Я улыбнулась, вспомнив ту ночь, когда я вытащила свои амулеты и поняла, что никакой магии мне не нужно, нужна лишь собственная решимость.

— Заклинание, молитва, четкое осознание своих желаний — все это вещи родственные, — заметила я. — Когда теряешь что-то для тебя бесценное, то идешь в церковь, опускаешься на колени перед маленьким витражом с ликом святого Антония и молишься в надежде отыскать утраченное. То есть убеждаешь себя, что непременно хочешь получить обратно потерянную вещь, настаиваешь, что эта вещь тебе необходима. И просишь вернуть ее тебе. Или призываешь эту вещь к тебе вернуться. Я, например, помолившись святому Антонию, очень часто вспоминала, где оставила потерянную вещь, шла туда и находила ее. Так что это: ответ Бога на твою молитву или действие магии? А может, мы просто разрешаем себе понять свои желания и у нас это получается? Молитва — это, в общем, тоже заклинание, ведь ты, четко формулируя, что именно тебе нужно, как бы мысленно призываешь эту вещь к себе, думаешь о ней, и она действительно к тебе возвращается. Ты согласна со мной?

— Но ведь именно заклинание возвращает тебе эту вещь, сама бы ты просто так не нашла ее.

— И все-таки я считаю, что страстное желание, молитва и заклинание — это почти одно и то же, — заявила я. — Когда ты молишься, то всегда знаешь, чего хочешь, это-то и есть самый первый шаг. И порой именно его сделать труднее всего. Потому что у тебя должно хватить мужества понять, чего именно ты так сильно желаешь. Должно хватить мужества признать, что без этого ты несчастлива. А порой должно хватить мужества и на неприятную правду: ты потеряла эту вещь из-за собственной глупости или ошибочных действий, так что прежде, чем произносить молитву или заклинание, которые могли бы вернуть ее, нужно изменить себя. Это одна из самых глубоких душевных трансформаций.

— Как это — трансформаций?

— Ну, например: ты выйдешь замуж и захочешь ребенка…

Дочь понимающе кивнула.

— Но сначала тебе придется постигнуть нехитрую истину: твое чрево, твои руки и твое сердце пусты. Это может быть очень болезненным. Затем придется набраться мужества, посмотреть на себя и понять, откуда у тебя это ощущение пустоты, ужасной потери. Ну а затем тебе придется изменить свою жизнь, чтобы в ней нашлось место для твоего ребенка, который просто так не появится. Тебе придется открыть свое сердце, позаботиться о безопасном убежище для малыша, а потом… молчать и держать в себе свою страстную мечту о ребенке, свое неисполненное желание, и вот это больнее всего. Ведь ты, возможно, так и не получишь того, к чему стремишься. Всегда надо учитывать вероятность того, что твое страстное желание не осуществится.