Гамильтон перебивает его:

– Ну вот что, Хелен Келлер, давай переходи к делу. А если собираешься и дальше слезу вышибать, то я переставлю мебель и не скажу тебе как.

– Слушай, Гамильтон, – вмешивается Ричард, – но разве мы, если честно, хоть раз собрались вместе, чтобы пожелать друг другу обрести веру и мудрость после такой катастрофы? Нет ведь. Вместо этого мы устраиваем целую трагедию по поводу того, что кто-то из протёчников не успел в Тот день вернуть в прокат кассету с третьей частью «Крестного отца» и нам теперь не посмотреть этот фильм. Хватило ли нам смирения собраться и поговорить друг с другом по душам? В чем вообще хоть как-то проявлялась наша внутренняя жизнь?

– Конечно, проявлялась, – не соглашается Карен. – Лично у меня она самая настоящая. Как же без нее?

– Я и не говорю, что у нас ее нет. Другое дело, что она никак себя не проявляет. Добрые дела, самопожертвование, убежденность, принципиальность – вот что свидетельствует о существовании внутреннего мира человека. А мы? Вместо всего этого мы устраиваем гонки на выживание на стоянке у Итона, обшариваем магазины что получше, поджигаем супермаркеты.

– Слушай, ну ты уж нас так изобразил – ни одного доброго слова, – пытается отшутиться Венди, инстинктивно держа руки на животе – прикрывая первые клетки новой жизни.

– Нет, если по правде, Ричард, – вмешиваюсь я, – эти гонки получились просто классно. Честное слово. А еще мне очень понравилось, как вы расписали свои машины из баллончиков. Одни названия чего стоят! Твой, например, «Лохомобиль». Я как увидел это, так и понял, за кого болеть надо.

– Я тоже, но…

Словно не замечая, что Ричард еще не договорил, Меган обращается ко мне:

– Джаред, прекрати про машины. Скажи лучше, что дальше-то делать. Что мы можем изменить? Ты же обещал научить нас тому, что поможет нам измениться. Ну так давай, учи.

Все замолкают. Тишина.

– Ладно, ребята. Вы хотите, чтобы я сказал вам, что в мире есть место для нравственности. Так и есть. Другое дело – вы. Вы не беспокоитесь за свои души; лучшие части каждого из вас – они ждут не дождутся вырваться из ваших тел, отбросить их и воспарить. Скоро вам придется начать жить по-другому. Совсем не так, как раньше. Когда настанет этот момент, выбор обозначится предельно четко. Мир еще возможно вернуть назад.

Лавина вопросов:

– Но ты ведь так и не сказал, как нам?…

– Что мы должны?…

– А что потом?…

– Когда нам?…

– Да уймитесь вы наконец! Мы тут перепалку затеяли, и Венди спросила, что вам нужно было делать в течение этого года. Так вот, ответ прост до невозможности: вам и нужно-то было всего ничего – вот так же спорить до хрипоты. Причем – двадцать четыре часа в сутки. Вы должны были задать друг другу по миллиону вопросов на тему «Почему случилось то, что случилось». Если бы вы вели себя так, то уже вернулись бы в тот мир обратно, в такой, каким он был, вернулись бы, став мудрее, лучше. Но вы выбрали другой путь. Поджоги, мародерство, бесконечные коктейли, видео, гонки. Так что теперь переходим к плану «Б».

Жаровня шипит.

– Я вернусь, когда кончится гроза. Встретимся через семь дней на Кливлендской дамбе, на закате.

– Какая гроза? – спрашивает Гамильтон.

Грохочет гром, сверкает, поджигая небо, молния.

– Вот эта гроза, эта самая. Понял, придурок?

Еще там, на Земле, я обратил внимание, как сильно все небесные явления влияют на настроение людей. Как-то раз по осени – в семидесятые, точнее не помню – я сидел на футбольном матче, играли «Лайонс» из Британской Колумбии. Не успело зайти солнце, как над восточной, самой дешевой трибуной показалась луна – низкая и оттого огромная, янтарного цвета, с прожилками и пятнами. Она нависла над стадионом, словно собираясь скатиться прямо в его чашу. И тут раздался голос комментатора: «Леди и джентльмены, предлагаю встретить аплодисментами почетную гостью сегодняшнего матча – Луну!» Что тут началось! До самого конца матча народ не мог успокоиться.

Примерно в то же время мы с моей футбольной командой должны были лететь ночным рейсом на соревнования в Манитобу. Где-то над Саскачеваном я выглянул в иллюминатор и увидел северное сияние. Небо играло, сверкало, переливалось. Ощущение было такое, будто я застукал самого Бога, подпевающего приемнику в машине, остановившейся у светофора. Турнир мы тот, кстати, выиграли. Выиграли же, мать вашу!

А потом, незадолго до того, как у меня обнаружили рак крови, над Ванкувером завис тонкий ломтик – молодой месяц. Была видна и Венера – раскаленная добела. Я смотрел за тем, как два небесных светила неспешно двигались навстречу друг другу. Наконец они встретились: Венера коснулась неосвещенной части лунного диска. Пока она не спряталась в тень, казалось, что свет идет прямо с поверхности Луны. Ну, а вскоре после этого, как я уже сказал, мне поставили диагноз – лейкемия. Вот так.

Я упомянул все эти астрономические явления, чтобы напомнить о том, каково может быть воздействие на человека грома и молнии. Мои друзья выдержали уже шесть дней непрерывных ураганов с грозами. Наш район и все окрестности пылают, зажженные ударами бесконечных молний. Ребята похватали что успели, побросали вещички в машины и двинулись искать безопасное место – где можно более или менее сносно дышать и где есть хоть какое-то укрытие от непогоды. Поехали они на поле ближайшего гольф-клуба, что на плоской вершине холма.

Оттуда видно, что все знакомые места в пожарах – словно миллион биковских зажигалок вспыхнули в один миг, как на каком-нибудь грандиозном, космическом концерте «Fleetwood Mac». На склонах холмов не осталось ничего. Только фундаменты сгоревших домов, обугленные пни, корни деревьев над землей да вязь извилистых дорог, ведущих из ниоткуда в никуда.

Проехав пару миль, небольшой кортеж останавливается у здания клуба. Вокруг него – выжженная земля, но сам дом, построенный из камня, почти не пострадал. Из его прочного чрева они продолжают смотреть на буйство природы. Ощущение у всех такое, словно поймали взглядом момент автомобильной аварии, а она все не кончается, машины все бьются и бьются – страшно и скучно.

Ночью холодно. Камин доверху забит горящими стульями, но в помещении не намного теплее, чем на улице. На ужин было несколько банок консервированного куриного супа да зеленый горошек – тоже из банок, найденных на кухне. Скатерти и полотенца используются как постельное белье. Перед утром над городом проходит студеный арктический атмосферный фронт. Все укладываются спать рядом, плотно друг к другу, как куры зимой на насесте. Все равно к утру все просыпаются страшно замерзшими. Зато небо впервые за семь дней притихло. Они видят, как на противоположной стороне долины реки Капилано снеговые вершины нашего детства превращаются в пепел и камни.

Весь следующий день они проводят, выписывая восьмерки по знакомым поворотам улиц. Повсюду обугленные пни, расплавившаяся садовая мебель, металлические сферы, еще несколько дней назад бывшие спортивными машинами. Мои друзья плачут и пытаются спасти хоть что-нибудь. Венди натыкается на скелеты двух страусов и протягивает Лайнусу обгоревшие берцовые кости.