— Ай-ой, плохо быть недоучкой! — разбивая Хадамахины мысли, вскричал Донгар.

— Новое сложное слово мучает? — усмехнулся Хакмар. — Фундаментальные — это…

— Нет, — помотал головой Донгар. — Кажется мне, должен я знать, что с Кандой не так! Или догадываться хотя бы. Вроде как теплится что-то такое в голове, а ухватить не могу. И посоветоваться не с кем!

Все они тут недоучки. Аякчан, недоучившаяся в Храмовой школе мать-основательница, Хакмар, за которым, случись ему остаться в родных горах, еще долго старшие бы приглядывали, чтобы не напортил чего! А уж сам Хадамаха… Сюда бы господина тысяцкого — вот кто дело сразу раскрутил бы и все Хадамахины придумки до ума довел! Но тысяцкий далеко, и придется самому. Каждому из них придется.

— Ты ж вроде у белого шамана учился? — напомнил Хакмар.

— Да где там… — отмахнулся Донгар. — Так, травы смешивать помогал, варить… По черному шаманству что сам из давних Дней вспомнил, что в поселке мертвых черных шаманов нашел, что из духов вытряс. Калтащ твоя вроде нас, шаманов, учить должна, так она тоже не шибко помогает, однако, — он кивнул Хадамахе.

— Чего это она моя? — возмутился Хадамаха. — Мы давно не виделись.

И расстались плохо. И она даже не подумала появиться здесь, сейчас, когда ему так худо. Нет, не помочь — он парень, сам справится! Просто поговорить. Сказать, что никак не причастна к покушению на них, что это все Седна… Или Калтащ не может такого сказать? Глухая тоска шевельнулась в груди.

— Значит, она колмасам, — равнодушно обронил Донгар. — Великие герои не так часто рождаются на Средней земле — следующего будет еще тысячу Дней ждать.

— Да, не так умна тетушка, как мне казалось, — неожиданно согласилась Аякчан. — Герой-то ладно, а вот надежный парень, на которого всегда можно положиться, под каждой елкой не валяется!

Издеваются они, что ли? Нет, вроде серьезно. Это он-то, Хадамаха, великий герой? Да еще и надежный парень. Под елкой он и правда не валяется, но остальное…

— Что вы, девчонки, вообще в парнях понимаете? — Донгар мрачно насупился.

Даже Аякчан лишь сочувственно хмыкнула. Хадамаха потряс головой, вытряхивая ненужные мысли (ребята и правда считают его героем?), и прислушался.

— За нами кто-то бежит, — уверенно сказал он.

Встрепанная Тасха выскочила прямо перед Донгаром. Тот шарахнулся, будто авахи увидел, и угрожающе поднял колотушку. Тасха встала, как вкопанная. Мгновение стояла неподвижно, а потом принялась быстрыми, смущенными движениями поправлять темные волосы, не отрывая мрачного, даже какого-то яростного взгляда от Донгара. Черный шаман вдруг опустил колотушку и уставился в сплетение еловых ветвей, будто высмотрел там нечто необычайно интересное.

— Ты чего — сбежала? — наконец прервал молчание Хадамаха.

— Отлучилась, — не отрывая глаз от Донгара, обронила Тасха. — На время. Я… только хотела сказать… — начала она и замолчала, прикусив губу — крепкие тигриные клыки пробили тонкую розовую кожицу до крови. Тасха безнадежно вздохнула и… выпалила: — Я никогда раньше не встречала черных шаманов! Не встречала таких парней… как вы! — она глянула на безучастного Донгара и тут же уставилась на кончики своих унтов. — Я знаю, что не должна была… так делать. Ну… Заманивать и вообще… — она неловко повела плечом. — Но я же вас тогда совсем не знала! Не знала… какой вы! И теперь я… решила! — В голосе Амба появились рычащие нотки. — Я буду тебя ждать! Слышишь, ты! Я, Тасха, тигрица племени Амба, буду ждать тебя, черный шаман Донгар Кайгал, — придешь ты или нет! Тебе решать. — Она вдруг тигриным прыжком метнулась к Донгару, коротко, совсем по-кошачьи, лизнула в щеку и умчалась прочь, мелькая среди деревьев. Исчезла.

— Ай-ой! — сказал Донгар и ошалело уставился на остальных. — И чего мне теперь делать?

— По-честному? — так же ошеломленно откликнулся Хадамаха. — Возвращаться в стойбище. Чем меньше она тебя прождет, тем дешевле тебе это потом обойдется.

— Я совсем не хочу к ней возвращаться! — выпалил Донгар и зашагал прочь, точно пытался нарастить расстояние между собой и тигрицей. Остановился — вроде обдумывал: а вдруг все-таки хочет? Решительно помотал головой и зашагал дальше. — У меня же Нямка есть!

— Ты уверен, что она у тебя есть? — обгоняя его, мрачно буркнула Аякчан.

— Аякчан, ты чего говоришь? — шикнул на нее Хадамаха. Не хватало, чтобы Донгар снова затосковал на тему: «Меня девушки не любят!» Черная тоска черного шамана опасна для окружающих.

— А ничего! — огрызнулась Аякчан. — Откуда она знает, что ей вообще есть смысл тебя дожидаться? Может, ты уже давно… с какой-нибудь тигрицей связался! Ты ей хоть раз написал?

У Донгара стала физиономия, будто на него вот-вот рухнет ближайшая сосна.

— Что я ей напишу, однако? — прохрипел он.

— Да что угодно! — хмыкнула Аякчан. — Где был, что видел, с кем повстречался…

— …кого колотушкой пришиб, — в тон добавил Хакмар.

— Хотя бы! — не смутилась Аякчан. — Тут главное, что ты о ней помнишь и хочешь поделиться кусочком своей жизни. А то уехал — и ни слуху ни духу! Шаманского… Папашу своего, который про тебя за четырнадцать Дней ни разу не вспомнил, ты на другом конце Сивира нашел. А девушка должна сидеть и дожидаться!

— Ну напишет он — куда письмо посылать? — вступился Хадамаха.

Аякчан посмотрела на него сверху вниз — при том, что она на голову ниже, непонятно, как ей это удалось. Не иначе, высокое и тайное искусство храмовых жриц!

— Искусство управления почтовыми ветрами я самой старшей наставнице сдала на «отлично», — с достоинством сообщила она.

— Я… подумаю, — мрачно буркнул Донгар.

Аякчан окинула его таким уничтожающим взглядом, что Хадамаха на месте Донгара немедленно начал бы царапать письмо хоть когтем на сосне. И тут же, будто сковородой по башке, одарила этим взглядом остальных парней.

— Мы тут при чем? — возмутился Хакмар.

— Все вы одинаковые! — припечатала Аякчан. — Мальчишки — вечные детишки. Я когда маленькая была, тоже все переживала, что у меня нет таких родителей… ну, хотя бы, как у Хадамахи, — тоже хмуро кивнула она. — А как на вас насмотрелась, даже рада! Оказывается, неплохо, когда твой отец сам повелитель Нижнего мира, такой великий и грозный, что даже в голову не приходит его разыскивать: «Ах, папочка, я твоя дочка!»

— Хочешь — разыщем! — буркнул обиженный черный шаман. — Для тебя — что угодно.

— И вешаться трехголовой мамочке-драконице на шею мне тоже в голову не приходит — тут ведь даже не угадаешь, на какую из трех! Правда, Хадамаха?

— Умгум, — неопределенно буркнул Хадамаха. — Я-то ее в человеческом облике видел.

— Она и в человеческом облике такая… — Аякчан даже зажмурилась. — Сильная! Могучая! Величественная!

— Умгум, — снова буркнул Хадамаха, вспоминая худую, как щепка, тетку с унылым носом, звучно сморкающуюся в облезлую шкурку. Аякчан глядела требовательно, надо было что-то добавить, и он неуверенно выдавил: — Рыжая.