В первой редакции текста мы видим провозглашение простого равенства носителей разных языков перед законом. Во второй — налицо последовательное оформление привилегированного положения немецкого языка путем целого набора условий и требований. Ответчику вменяется в обязанность доказать в суде, что он не владеет немецким, а всякий факт применения им когда-либо в прошлом немецкого языка может стать основанием для того, чтобы принудить его отвечать по-немецки. И даже если он не владеет никаким другим языком кроме славянского, он обязан привести в суд своего представителя, знающего немецкий. (Едва ли можно сомневаться, что формулировка «чтобы и судья и обвинитель его понимали» означает «по-немецки».) Речь идет о судах, где могли столкнуться интересы славян и саксонцев. Однако саксонцы несомненно представляют в этих разбирательствах привилегированную группу, а в отношении славян наблюдается откровенная языковая дискриминация.

Конкретным и наглядным примером замены славянского языка немецким в судопроизводстве является эпизод, имевший место на территории восточносасконского аббатства Нойнбург в 1293 году. Из него к тому же ясно, насколько нелегко могло даваться овладение чужим языком. Документ, изданный графами Анхальтскими, заслуживает пространного цитирования:

Фрагмент довольно загадочен, но из него ясно, что арендаторы-славяне рисуются как жертвы недостаточного владения славянским языком. Vara — это оговорка или ошибка, допущенная в устных показаниях. Судя по всему, речь в документе идет о том, что некие неназванные стороны используют в свою пользу недостаточное владение языком со стороны (онемечившихся?) славян, чтобы в судебном порядке лишить их земли. Конечно, попытки сторон в суде, равно как и судей, извлечь для себя максимум выгоды из формальных требований закона, были достаточно распространены во многих юстициарных системах. В то же самое время, как графы Анхальтские решали эту проблему, королевская юстиция в Южном Уэльсе настаивала на том, чтобы судопроизводство осуществлялось в соответствии с валлийскими законами: «Причиной был финансовый расчет: ответчиков с легкостью признавали виновными даже по формально-процессуальным основаниям, в случае малейшей оговорки, вступающей в противоречие с валлийским законом» (gwall-gair). Из Анхальтского случая совершенно ясно, что в этом регионе славянский язык перестал использоваться в суде.

Статус отдельных восточноевропейских языков в судопроизводстве на том или ином отрезке времени сыграл в их судьбе важнейшую роль. Вот два противоположных примера: в 1327 году герцог Силезии Генрих VI освободил бюргеров города Вроцлава от обязательного применения в суде польского языка. Примерно 20 годами позже Карл IV повелел, чтобы все судьи в Богемии владели беглым чешским. Первый пример вписывается в процесс постепенной германизации Силезии, который со временем привел к превращению этой области из польского герцогства в неотъемлемую составную часть монархии Фридриха Великого и Бисмарка. Второй служит проявлением характерного для Позднего Средневековья усиления чешского культурного национализма, послужившего залогом того, что Богемия и в будущем сохранила за собой двоякое значение — славянской и германской области одновременно. Отчасти роль, какую играл тот или иной язык в сфере судопроизводства, могла отражаться и на формировании национального самосознания.

Наиболее выраженные формы дискриминация периферийных колоний Европы в сфере отправления правосудия приняла в Ирландии. Здесь имела место весьма своеобразная форма судебно-правового дуализма. После перехода Ирландии в 1171 году под юрисдикцию английской короны короли Англии постановили, что она должна управляться по единым законам со всем королевством. Судя по дошедшим до нас свидетельствам, в 90-е годы XII века в Ирландии уже действовали институты и органы обычного права, а в 1210 году король Иоанн «повелел установить здесь английские законы и обычаи». Впоследствии предпринимались настойчивые попытки добиться единообразия в юстиции. Об этом свидетельствует, в частности, письмо 1246 года, в котором говорилось, что король «повелевает, дабы все указы, основанные на обычном праве, какие действуют в настоящее время в Англии, имели равную силу и в Ирландии». Этот процесс контролировался самым тщательным образом. Так, в 1223 году королевские министры направили юстициарию Ирландии письмо с выражением недовольства: «До нас доходят сведения, что возбужденные в Ирландии тяжбы на основе указа de divisis faciendis, рассматриваются иначе, нежели в нашем королевстве Английском». Указав на процессуальные различия в этих двух подходах, письмо далее содержит указание: «Дела о de divisis вам в Ирландии надлежит решать в полном соответствии с тем, как они обычно рассматриваются и решаются в нашем королевстве Английском, ибо вам отлично известно, что законы нашей земли Ирландии и самой Англии являются идентичными и всегда должны оставаться таковыми». В XIII веке в Ирландии была создана судебная модель по образу и подобию английской, включая суды графств, окружную систему судопроизводства, суд общих тяжб, казначейство и канцлерский суд, не говоря уже о парламенте. Судя по всему, можно с полным основанием расценить этот процесс как «осознанное, продуктивное и настойчивое насаждение в Ирландии английской системы права».

Однако английское право распространялось не на всех. В основном это было право эмигрантов, а коренное ирландское население имело весьма ограниченный доступ к его процедурам и защитным функциям. Основные дискриминационные моменты в отношении ирландского населения перечислены в документе под названием «Ремонстрация» — пространном послании, направленном несколькими ирландскими правителями папе римскому в 1317 или 1318 году с объяснением мотивов их вступления в союз с Брюсами в борьбе против короля Англии. Одним из таких мотивов называлась дискриминационная система права. «Любому неирландцу, — писали они, — позволено возбуждать иск против любого ирландца, но ирландец, будь то клирик или мирянин, лишен права, на одном только этом основании, возбуждать ответную тяжбу, если только он не прелат». Тот факт, что простой ирландец не имел возможности обращаться в суд обычного права подтверждается и судебными книгами конца XIII–XIV века. С некоторой долей вероятности можно сказать, что в начале XIII века ситуация несколько отличалась. В любом случае с середины века иски от ирландцев в судах не рассматривались, что подтверждается всеми источниками. Ответчик в таких случаях заявлял, «что он не обязан нести ответственность по этому делу, поскольку истец — ирландец, а не человек свободной крови». Из этой фразы видно, что ирландское происхождение считалось равносильным несвободному.