Поднялся на борт «Громовержца» Аламез, как нетрудно догадаться, также последним, что, впрочем, оказалось не столь уж и плохо. Когда нога моррона вступила на переполненную солдатами палубу, то Ринва с ее подручными уже растворились в блестящей и громыхавшей доспехами толпе. До начала боя замыслившие убийство наемники не решились бы ничего предпринять хотя бы потому, что Дитрих фон Херцштайн должен был геройски сложить голову в сражении, и только этот исход устраивал их коварную командиршу. Если бы у фон Кервица возникло хоть малейшее подозрение о причастности Ринвы к смерти рыцаря, то она вместе со всеми выжившими подручными следом отправилась бы на Небеса. Одним словом, до начала штурма Дарк чувствовал себя в полнейшей безопасности и не видел смысла разыскивать компанию, которой бы, бесспорно, чурался любой человек его благородного положения.

Палуба была переполнена бойцами, судя по знакам различия, виду доспехов и цветам форм, трех или четырех различных отрядов, объединенных в единый, могучий штурмовой кулак. Воины были повсюду, не оставалось даже крохотного пятачка, где Дарк мог бы присесть. Скорее всего, солдаты сборного штурмового отряда заполняли и полупустой трюм, и все подсобные помещения на корабле. Дарка, конечно же, расстроило, что до самого момента высадки на вражеский берег ему придется простоять на ногах и терпеть случайные тычки от соседей, которые обязательно последуют как во время быстрого хода под всеми парусами и боковой качки, так и при резкой смене курса быстроходного корабля.

Переполненный людьми и штурмовыми средствами корабль мог легко перевернуться при неудачном развороте или одновременном попадании в его борт двух-трех снарядов, выпущенных из вражеских катапульт. При таком раскладе самым безопасным местом являлся правый борт возле носовой части. В случае опасности оттуда можно было легко спрыгнуть в воду и, скинув доспехи, вплавь добраться до берега. Вряд ли наемники стали бы вести огонь по одиночным плывущим целям. В ходе атаки крепостные орудия уничтожали бы лишь корабли, да и стрелки со стен метились бы в гущу живой массы противника. К тому же с того местечка, которое присмотрел Аламез, открывался и лучший обзор, что было немаловажно…

Пользуясь своим привилегированным положением рыцаря и офицера, Дарк без долгих раздумий пустил в ход не только локти да кулаки, но и луженую глотку, оглушавшую столпившихся у него на пути солдат отборной бранью и проклятиями. Желающих начать склоку с офицером, уверенно прокладывающим себе путь, конечно же, не нашлось. Герканская армия славилась железной дисциплиной, а строгий устав предусматривал за такую дерзкую провинность, да еще перед самым началом боя, самое строгое наказание, причем без всякой волокиты и занудного разбирательства трибунала.

Свершив задуманное, то есть добравшись до желанного места возле правого борта, Аламез захотел раздобыть подзорную трубу, но тут же отказался от неосуществимой затеи и устремил невооруженный взор вдаль, туда, где на узкой полоске горизонта едва возвышались крошечные башенки Кенерварда. Вначале Дарк посчитал, что герканцы совершили грубую ошибку, встав на якорь, хоть и довольно далеко от крепости, но все равно в зоне видимости, ведь любая, даже самая краткая, задержка с их стороны давала врагам шанс, собравшись с силами, приготовиться к отражению атаки и послать за помощью. Однако вскоре Аламез понял, на что именно рассчитывал фон Кервиц, в чем именно крылся его хитрый замысел. Защитникам крепости и в голову не могло прийти, что столь незначительная эскадра то ли герканцев, то ли морских разбойников (на мачтах всех четырех кораблей пока не развевались флаги) осмелится приблизиться на расстояние выстрела и вступить в бой со значительно превосходящими по огневой мощи батареями крепости. К тому же комендант крепости явно не был дураком и понимал, что на бортах всего четырех кораблей, три из которых далеко не большие, не могло разместиться более трехсот-пятисот человек десанта, половина которых не успела бы даже достичь берега. А гарнизон крепости, по сведениям Дарка, насчитывал около двух тысяч наемников.

Дозорные приняли их корабли за небольшую флотилию, пытавшуюся незаметно проследовать курсом на Верлеж, возможно, для того, чтобы устроить грабительскую вылазку на берег или пограбить шеварийские купеческие суда. Над башнями Кенерварда взмыли не черные сигнальные флаги, призывающие военные корабли соотечественников прийти осажденной крепости на помощь, а желтые, что на языке береговой охраны означало: «Осторожно, к берегу приближается враг!»

Защитники Кенерварда чувствовали себя в безопасности, и именно это заблуждение противника и легло в основу первого этапа рискованной операции, задуманной фон Кервицем. Какие хитрости рыцарь-шпион хотел еще воплотить в жизнь, для Дарка оставалось загадкой, хоть, впрочем, он и не пытался серьезно размышлять над тем, что само должно было открыться в течение ближайшего получаса. Моррона мучили вопросы куда посложнее: «Как выжить в предстоящем сражении, как избежать рокового удара вражеского меча и коварного удара кинжала в спину, как сделать так, чтобы фон Кервиц поверил, будто всеми силами пытался лишить полковника Лоргиса жизни, но не смог противостоять покровительствующему врагу Провидению?»

Звук морской сигнальной трубы, пронесшийся над водами озера, подобно реву огромного подводного чудища, вырвал запутавшегося Аламеза из лабиринта раздумий. В следующий миг толпа солдат на палубе задвигалась, то с одной, то с другой стороны стали доноситься встревоженные голоса служивого люда. Дарк слышал обрывки некоторых фраз, их смысл умещался в одно емкое и желанное всеми утомленными долгим ожиданием солдатами слово: «Выступаем!» Рев трубы стал сигналом морякам всех четырех кораблей, сняться с якоря и поднять паруса. Рев трубы оповестил немногочисленное герканское воинство о начале штурма Кенерварда. И именно он, протяжный, жалобный и одновременно грозный звук стал сигналом начала новой геркано-шеварийской войны.

Сначала корабли двигались медленно, шли близко друг к другу в ряд, так что Дарк даже видел, как обслуга орудий готовилась к бою на более высокой палубе фрегата, единственного корабля, который можно было считать боевым и который хоть какое-то время мог противостоять огнем крепостным батареям. Что творилось по другому борту, Аламез не видел, в узком просвете между парусами и взопревшими головами солдат то и дело что-то мелькало: то мачты, то паруса, то бушприт соседнего брига.

Минут через пять довольно неспешного хода капитан фрегата отдал распоряжение прибавить парусов, его приказ тут же повторили капитаны других судов. Волны перед глазами моррона замелькали быстрее, и он почувствовал, как интенсивнее забились сердца под доброй сотней стальных кирас.

Нарушая незыблемое правило ведения морских боев и штурма прибрежных крепостей, корабли небольшой эскадры не спешили выстраиваться в линию, а шли рядком, хоть уже и приблизились к Кенерварду на расстояние в два выстрела. Теперь-то защитники пограничной крепости поняли, что корабли шли на штурм, а не собирались потихоньку проплыть мимо. На всех пяти заметно подросших башнях замелькали едва различимые глазу фигурки наемников, наверняка поспешно расчехлявших орудия и готовящих их к стрельбе; а желтые стяги сменились большими черными полотнищами. Кенервард подавал знак о беде, цитадель взывала о помощи, хотя вполне могла справиться с нападением собственными силами. Уж таков был порядок, уж так гласил устав…