— Ну да, а в следующий раз задавят, так?

Это был рюкзак. Но рюкзак особый, специально приспособленный для переноски маленьких детей. Сажаете в него своего меньшого и выходите в магазин или покататься на велосипеде, а малыш гуляет вместе с вами и видит мир. Но самое ужасное было в том, что Броксимон, прежде чем прийти с рюкзаком на кухню и скандалить с Этрихом, примерил его, и тот подошел идеально. Убедившись, что Винсента поблизости нет, он пристроил рюкзак так, чтобы самому залезть и вылезти из него, и чертова штука подошла. В ней оказалось даже удобно.

— И что, я должен ездить в этой штуковине на твоей спине каждый раз, когда мы выходим на улицу?

— Я этого не говорил, Брокс. Просто я буду брать его с собой, так что, когда он понадобится, мы будем готовы… И, кстати, ты хоть видел, как эта штука называется? Видел, что там на ярлыке написано?

Этрих притворился, будто в стакане остался еще сок, и, поднеся его ко рту, снова запрокинул голову. Да, он знал, как этот рюкзак называется, но другого такого, который подошел бы Броксимону, в магазине не нашлось.

— «Бебий баскет». Полагаю, они имели в виду «бэби-баскет», да с грамотностью у них не очень. И что, я должен теперь выходить на улицу в этом смехотворном тряпье, да еще и кататься на твоем горбу в штуковине под названием «бебий баскет»?.. Слушай, у меня идея — может, тебе просто взять да и убить меня? Меньше будет возни. Квартира у тебя на высоком этаже; выкини меня в окошко. Мы, маленькие люди с диагнозом прогерия, падаем так же быстро, как и вы, большие.

Этрих почесал себе нос:

— Не впадай в мелодраму. Соку грейпфрутового хочешь?

* * *

После сегодняшнего зловещего звонка Броксимон пошел к шкафу в прихожей и вынул оттуда «бебий баскет», не дожидаясь напоминаний Этриха. Каждый раз, когда они возвращались домой с прогулки, Броксимон относил чертову штуковину в шкаф и запихивал как можно глубже. Это ничего не меняло, но ему становилось чуточку легче.

Выбравшись из темного царства с пальто и рюкзаком в руках, он вздрогнул, услышав раздосадованный голос Винсента прямо у себя за спиной.

— Знаешь, что еще сказал этот козел? Сладенько так, безобидно спросил, известно ли мне, что словом «анижо» эскимосы обозначают падающий снег, а «анжу» по-французски и сорт груш, и название провинции. Он знает имя моего сына и развлекается с ним. Подонок дразнил меня своей осведомленностью.

Брокс прикрикнул на него:

— Успокойся! Что хорошего, если ты придешь на встречу с ним весь на нервах?

— Он знает имя моего сына, Броксимон! Он знает и про Энжи, и про стеклянный суп, и про то, что Изабелла здесь. Хаос здесь — он только что говорил со мной по телефону. Я не на нервах — я жутко за них боюсь.

— Ну так перестань — от этого легче не будет. Пошли, встретимся с этим парнем, послушаем, что он скажет.

— А знаешь, что он ответил, когда я спросил, можно ли мне взять тебя с собой? Спросил, что такое прогерия — что-то вроде профитроля? Хотел узнать, съедобный ли ты.

* * *

Изабелла, Лени и фальшивый Броксимон сидели вместе на коричневой скамье в парке и рассматривали странную громадину, которая возвышалась прямо над ними.

— Это называется «флактурм».

— Как-как?

— Флак-турм.

— Хм-мм. — Фальшивый Броксимон никогда не слышал этого слова, да и не удивительно, он ведь не говорил по-немецки.[29]

— Это башня противовоздушной обороны. Немецкие военные построили их во время Второй мировой. На них они поставили пушки, чтобы отражать налеты американских самолетов. Она из чистого бетона. После войны оказалось, что башни такие мощные, что их нельзя ни взорвать, ни снести, не повредив все дома вокруг. Так их и оставили стоять. По-моему, штук пять еще в разных районах города осталось.

— А сейчас их как-нибудь используют?

— Никак. Да и на что они годятся? Какой-то архитектор предлагал построить на одной из них отель, но город отказался. По-моему, вот эта башня единственная, которую для чего-то приспособили. В ней устроили аквариум. Там полно рептилий и экзотических рыб. Даже акулы есть. А под этим стеклянным навесом, сбоку, оранжерея тропических растений. Там внутри, как в джунглях. Обезьяны прыгают, попугаи летают.

— Акулы и обезьяны живут в башне ПВО? Сюр какой-то.

Потерпев неудачу в кафе, они втроем пришли в этот парк с башней посредине, откуда до дома Изабеллы было всего десять минут ходьбы.

Перед этим они зашли в кафе напротив магазина Петраса, где, по воспоминаниям Изабеллы, подавали «мор им хемд». Кроме того, ей нужно было обдумать то, что она узнала от Петраса, прежде чем снова увидеться с Винсентом.

Когда они вошли в кафе, там было наполовину пусто. Столиков — выбирай, не хочу. Они остановились у большого стола возле окна, из которого на него лился свет. Изабелла огляделась в поисках официанта, чтобы сделать заказ, но того нигде не было видно. Она устроилась на широком сиденье и с улыбкой осмотрелась по сторонам.

Лени хотела что-то ей сказать. Но фальшивый Броксимон, сидевший на подоконнике, почуял, что у нее на уме. Злобно вытаращившись на нее, он помотал головой. «Пусть Изабелла сама во всем разберется, — говорил его взгляд. — Молчи». Лени отвернулась.

Откровение снизошло на Изабеллу через пару минут. Сначала она то ли не замечала, то ли не обращала внимания, что появившиеся наконец официанты, проходя мимо, не реагировали ни на ее поднятую руку, ни на голос. Официанты венских кафе славятся своей несдержанностью и неуправляемостью. Они приходят и уходят, когда им вздумается, а если вас это не устраивает, тем хуже для вас. Кафе не место для спешки. Туда не приходят, чтобы быстро проглотить чашку кофе и бежать дальше. Туда приходят болтать, читать и мечтать. Официанты это знают и ведут себя соответственно.

Со временем, однако, стало понятно, что официанты не игнорировали Изабеллу — они ее просто не видели.

— Они меня не видят. — Голос ее прозвучал спокойно и бесстрастно. Она просто констатировала факт.

Лени утвердительно кивнула, не открывая глаз, потому что не хотела видеть лица подруги. Псевдо-Броксимон не отреагировал никак.

— Почему ты меня не предупредила, Лени?

— Помнишь, пограничники рассказывали нам про того человека с велосипедом, который несколько раз в неделю переходит границу, чтобы попытаться вступить в контакт с матерью? Но это ему почти не удается. И так происходит со всяким умершим, который возвращается сюда.

— Но я-то живая!

— Ты пришла сюда из мира Саймона Хейдена. Именно за этим Хаос и заманил тебя туда; потому что для всякого, кто добровольно выбрал это состояние смерти, возврата уже нет.