— У меня давно не осталось к тебе никаких чувств! Я люблю другого человека!

Он усмехнулся, прищурив глаза.

— Я не собираюсь тут обсуждать твоего любимого Барнетта. Он видит, что ты влюблена в него. Ты же не можешь скрывать свои чувства. Но они не идут в сравнение с тем, что было между нами… и еще есть. Мы не переставали любить друг друга — мы оба. Положа руку на сердце, признайся, что я говорю чистую правду.

Айрин открыла рот, чтобы возразить ему, но, глубоко вздохнув, произнесла не то, что хотела сказать вначале:

— Все в прошлом. Давай все забудем, или я буду вынуждена взять обратно свое предложение и ты никогда не займешь место мистера Лукаса.

Дерек почувствовал, что она не шутит. Он выпрямился и, отойдя от стола, опустил руки.

— Ну что же, не буду лукавить: я не хочу терять место, которое ты мне предлагаешь. Рад, что наши желания совпадают хотя бы в этом.

Айрин покраснела и коротко кивнула ему. Дерек направился к выходу, потом еще раз оглянулся и вышел. Девушка тяжело опустилась в кресло и провела дрожащей рукой по уставшим векам. Дерек заставил ее признаться самой себе, что он по-прежнему занимает место в ее душе, что она все еще полностью не свободна от него. Это была не любовь и не влечение, а какой-то странный сладковатый привкус горечи, оставшейся после их короткой любви. Она изредка ощущала это тоскливое чувство, несмотря на всю боль, которую ей причинил Дерек. Айрин поймала себя на мысли, что почти поверила ему, когда он неожиданно заговорил о своем чувстве к ней.

Время от времени Айрин заезжала на строящуюся виллу Грегори, чтобы посмотреть, как идет ремонт, и в письмах рассказывала ему о ходе работ. После их разговора, в котором она ясно дала ему понять, что не собирается жить в этом доме, Грегори явно потерял к вилле всякий интерес. Последнее письмо он написал из Лондона, сообщив, что Фаберже решил открыть лишь один европейский филиал — в Лондоне, на Дюк-стрит, Гросвенор-сквер. Айрин вдруг вспомнились слова Дерека, что она сама скоро откроет свои филиалы по всему миру. В сущности, он лишь озвучил ее сокровенную мечту.

В один воскресный день, вернувшись домой после очередной поездки к недостроенному дому Грегори, Айрин увидела Дерека с женой, прибывших из Парижа накануне вечером. Они разместились в небольшой квартирке из двух комнат с кухней на верхнем этаже дома Артура и Ивонны.

— Очень рада с вами познакомиться, мисс Айрин, — сказала Бриджит, когда Дерек представил ее.

— Я тоже рада нашему знакомству, — ответила Айрин, с удивлением глядя на нее: они действительно были похожи друг на друга. Дерек не врал. Сходство было не столько в чертах лица, сколько в одинаковом росте, цвете лица и волос, хотя в отличие от огненно-рыжих волос Айрин у Бриджит были темные, красновато-коричневые вьющиеся волосы с медным отливом. Глаза у них тоже были разного цвета. Рядом с Дереком она чаще всего молчала. Айрин стало ясно, почему Дерек так быстро примчался в Монте-Карло из Парижа, быстро откликнувшись на предложение Артура. Он всегда делал все, что хотел, а мастерскую всегда мог оставить на Бриджит. Айрин поразила ее необычайная покорность — она была предана Дереку всем своим существом, беспрекословно исполняя все его желания. Казалось, ей хотелось быть его послушной обожающей рабой. Айрин не понимала таких женщин: их слепая любовь вызывала в ней только отвращение. Для нее существовала только такая любовь, которая не подавляла женщину, а раскрывала в ней все ее качества, обогащала и развивала ее как личность. Покорность Бриджит казалась ей пережитком прошлого, немыслимым в начале двадцатого века, когда женщины уже начали самоутверждаться в обществе.

Наблюдая Бриджит в служебной обстановке, Айрин видела, что она могла быть вполне самостоятельной женщиной, обладавшей незаурядными деловыми качествами. Она хорошо справлялась с бухгалтерией, о чем когда-то говорил Дерек и в чем быстро убедилась Айрин. У Бриджит было всего две блузы: одна белая, другая в полоску, которые она попеременно надевала, и неизменная темная узкая юбка. В своем скромном наряде она передвигалась незаметно, как тень. С присущей ей непритязательностью и долготерпением Бриджит взвалила на свои плечи всю рутинную работу, освободив Айрин для творчества и встреч с важными клиентами.

И все-таки Айрин не питала к ней особой симпатии. Она объясняла это чисто женской ревностью: уж слишком быстро Дерек нашел утешение в ее объятиях, в то время как она еще не избавилась от тяжелых воспоминаний о нем. Выяснилось, что он женился на Бриджит всего через три месяца после своего приезда в Париж. Суди по всему, от распроданного парижского имущества Бриджит ничего не получила. Она по-прежнему носила две неизменные блузы, правда, всегда безукоризненно чистые и накрахмаленные. Айрин удивлялась, с каким нетерпением Бриджит ждала очередной зарплаты и с почти неприличной алчностью прятала деньги в свой кошелек. Каждую монету она тратила с такой же осмотрительностью, с какой вела дела в магазине.

— Овощи я покупаю прямо у крестьян — еще до того, как они попадут на рынок, — призналась она однажды, — это намного дешевле.

В следующий раз рассказала, что по утрам иногда ходит к причалу, где торгуется с рыбаками и по дешевке покупает рыбу. Бриджит сама пекла хлеб, готовила котлеты из дешевого мяса, которые они запивали таким же дешевым вином. Она гордилась тем, что может из низкосортных продуктов приготовить вкусное блюдо с салатом, приправляя его травами, которые сама собирала. Айрин поняла, что все ее деньги уходили на аренду жилья, еду и прочие предметы первой необходимости. Свои деньги Дерек тратил только на себя, вернее, на игру, а Бриджит зарабатывала на кров и простую еду, чтобы им двоим не умереть с голоду. Как ни странно, брак вполне устраивал их обоих.

Айрин не переставала удивляться долготерпению жены Дерека. Она считала, что ему очень повезло с супругой, чего нельзя было сказать о Бриджит, которая жила в постоянной тревоге, когда тот часами просиживал за игорным столом. Когда-то не всем гражданам разрешалось играть в казино. Там был один игровой зал, так называемая «кухня», в котором собиралась в основном прислуга. Те времена давно прошли, но некоторые правила в казино по-прежнему строго соблюдались. Отдельным категориям граждан, к которым принадлежал и Дерек, доступ был по-прежнему ограничен. Представители определенных профессий, имевшие дело с деньгами, вообще не допускались в казино: банковские служащие, сборщики налогов, нотариусы.

Айрин наведывалась в казино примерно раз в неделю вместе с Габриэль, которая изо всех сил афишировала внучку, представляя ее как дизайнера своих украшений.

Иногда Айрин ходила в казино в сопровождении мадам Борискиной, которой нравилось бывать в ее обществе. Посещая казино, Айрин всегда соблюдала одно незыблемое правило: если в один вечер она была с Габриэль, то уже не могла общаться с мадам Борискиной, даже если все трое находились в одном игровом зале. При всем желании она не могла представить куртизанку русской аристократке, а Габриэль, в свою очередь, плевала на всех, кто ее игнорировал. Благодаря своим старшим и таким разным подругам Айрин приобрела массу новых знакомых, которые не прочь были приударить за Айрин. Но все ее мысли были заняты одним Грегори, и она знала: если судьба их разлучит, остаток дней она проведет в одиночестве.