что-то подозревать. И паниковать, разумеется. Потому что несмотря на то, что он был моим надсмотрщиком, мы оба были заперты в этом подвале.

Ближе к утру ему удалось дозвониться кому-то из общих знакомых, тот ему и сообщил о том, что никто из команды Акулы не выжил после встречи с моим отцом.

Семен начал истерить, в сердцах разбил телефон, забрав у нас последнюю попытку на спасение и пытался выбить люк в потолке, хотя сам до этого уверял меня, что выбраться изнутри ни за что не получится. Меня он не трогал. Я боялся, что он начнет вымещать зло на мне, но видимо, даже такой обколотый отморозок понимал, что мне еще хуже, чем ему. Он оказался в западне из-за того что всех его друзей убили, я же был в этой западне просто потому что отец от меня отказался. Решил не давать слабину перед конкурентами…

— Марат, мне так жаль, — по щеке Алисы медленно ползет слеза и я всем сердцем ненавижу себя за то, что это еще не конец. Что если я продолжу рассказ, это наверняка разобьет ей сердце. Но рассказать пол истории — еще хуже, чем не рассказать ничего. Я уже сделал ей больно, а на ее вопросы так и не ответил…

— Утром Семен не проснулся. Рядом валялись два шприца и я так подозреваю, что он умер от передоза. Сейчас я понимаю, что мне очень сильно повезло. Потому что если бы у него просто закончились наркотики и я остался взаперти со здоровым мужиком в стадии бешеной ломки, я бы вряд ли выжил. Но тогда мне было не по себе, да…

— Не по себе? — эхом повторяет принцесска и я лишь пожимаю плечами. Думаю, мы оба догадываемся, что двенадцатилетнему мальчику было не просто не по себе, он рыдал от страха, молил о помощи и постоянно звал отца, хотя глубоко внутри знал, что тот не придет.

— Меня нашли через одиннадцать дней, — резко выдыхаю, желая как можно быстрее покончить с этим рассказом.

— Ты провел с телом этого… как его, Семена одиннадцать дней?

— Да, — киваю, гадая, когда она поймет, что это было не самым страшным.

— Что ты ел? — распахивает она глаза, пытаясь заглянуть мне в самую душу.

— Еды мне хватило на пять дней. Все-таки они привозили ее на троих, а я остался один.

— Пять дней, — одними губами шепчет Алиса. — Что ты ел остальные шесть дней?

— Остальные шесть дней я ел то, что казалось мне не таким свежим и привлекательным в течение первых пяти… На шестой день эти остатки были не слишком аппетитными, зато на восьмой показались лучшим деликатесом, — вспоминаю пытаясь выдавить из себя улыбку. Мне кажется, стоит мне закрыть глаза, я снова почувствую запах заплесневелого хлеба и полугнилых помидор, которыми я питался эти дни.

— Вода? — выдыхает она.

— Воды было полно. Я так подозреваю, что подвал изначально планировался под сауну, поэтому там была система водопровода. Причем, даже не городского, а из какого-то источника. Женя постоянно нахваливал ее оздоровительные свойства.

На какое-то время мы оба замолкаем, принцесска слегка раскачивается на стуле, пытаясь переварить свалившуюся на нее информацию. И мне, если честно, тоже нужна передышка. Несмотря на то, что голос мой не дрожит и сердце бьется довольно ровно, этот рассказ дается мне нелегко. Потому что как бы трудно мне ни было в физическом плане, в моральном было еще тяжелее. Особенно первые дни… когда я все еще ждал отца. Все еще верил, что он придет за мной. Что мой самый близкий человек не предал меня.

Я прислушивался к каждому шороху наверху, каждое завывание ветра я принимал за его голос, каждый скрип деревянного дома — за его шаги.

— Отец пришел за тобой? На одиннадцатый день?

— Нет, принцесска, — усмехаюсь, всеми силами пытаясь изгнать горечь из своего голоса. — Отец к этому времени смирился с потерей сына и продолжал работать на благо своих больших друзей. Меня нашел следователь. И нет, — спешу добавить, заметив вспышку надежды в глазах Алисы, — мой отец в полицию не обращался. Лязгин сам заинтересовался массовой потасовкой на одном из складов. Начал аккуратно рыть, пытаясь выяснить причины, вышел на отца… и узнал, что я в данный момент нахожусь в частной школе за границей.

Алиса с шумом втягивает воздух и я ловлю себя на мысли, что очень хочется сказать ей, что это все шутка. Заверить ее, что я все придумал и на самом деле ничего такого ужасного не произошло. Но я понимаю, что во-первых, она мне не поверит, а во-вторых, я дал себе слово больше никогда ей не врать. Поэтому я делаю очередной глоток холодного кофе и продолжаю свой беспощадный рассказ:

— К счастью, следователь не имел привычки верить наркобаронам, поэтому продолжал рыть. Так он вышел на эту дачу. Как выяснилось позже, Лязгин был молодым и очень инициативным работником и изначально он планировал найти партию наркоты, за которой его коллеги, оказывается, следили, лелеял надежду получить новую звездочку, но… нашел меня.

Возможно, если бы он был чуть опытнее, он бы сразу отправил меня в больницу, но он позвонил отцу и тот просто забрал меня домой. А дело с похищением замял через свои связи.

С тех пор нашей любимой игрой было делать вид, что ничего не произошло. Что меня не тошнит каждый раз после еды, что я не кричу по ночам и не догадываюсь о его предательстве.

— Марат, мне очень…, — начинает Алиса украдкой вытирая слезы с щек, но я ее перебиваю.

— Я так и не ответил на твой вопрос. Подожди.

Она на секунду хмурится, будто уже успела забыть с чего начался этот разговор, но затем кивает, поощряя меня продолжать.

— Я знал, что деньги с первой части выкупа спрятали где-то в доме. Они часто обсуждали свои дела пока я спал, а я не всегда спешил дать им знать, что проснулся. Тайник обсуждался неоднократно и несмотря на то что мои надсмотрщики не знали где он находится, они любили об этом гадать.

В общем, почти через год после счастливого возвращения домой я отправился на поиски. Задачу осложняло то, что я понятия не имел где меня держали. Когда меня нашел Лязгин — последнее на что я обратил