– Дерьмо, – сказал третий.

– Факт. У нашего хозяина есть конюшня. Он собирает лошадиную мочу, а колдуны ее у него покупают.

– Дерьмо, – снова сказал третий.

– Заткнись! – прорычал первый. – Факт. Иди погуляй возле их башни. Сам почувствуешь. Воняет, как из конюшни, но лошадей там нет.

– Моим хозяином раньше был кожевник, – сказал Катанджи. – Вот это была вонь!

– Здесь таких нет. Колдуны выгнали их из города.

Снова! То же самое, что и в Вэле – что имели колдуны против кожевников?

– Как насчет красильщиков?

– Их тоже. А что? – Старший раб начинал с подозрением относиться к такому количеству вопросов.

Однако ни в Аусе, ни в Вэле красильщиков тоже не было. Шонсу бы это понравилось.

– Я слышал об этом, – сказал Катанджи. – И не мог поверить. Как насчет молний? Факт?

– Факт, – сказал старший. – Много шума, огня и дыма. Я видел.

– Никакого шума, – сказал средний. – Я тоже видел. Яркая вспышка, и все.

Они начали спорить. Один из них шел по улице, когда из дома выбежал обезумевший раб, размахивая окровавленным топором. Он убил троих в доме и ранил еще двоих на улице. Тогда дорогу ему преградила колдунья-Вторая – миниатюрная девушка. Много шума, дыма – и мертвый раб.

Значит, даже Второй мог произнести подобное заклинание? Шонсу бы это не понравилось.

Все это дерьмо, сказал другой, чистейшей воды дерьмо. Он видел, как молния убила воина . Остальные засмеялись, тогда он перешел к подробностям. Несколько лет назад – темной ночью, когда Бог Сна был закрыт облаками… возвращаясь домой от женщины, он шел наперерез через площадь и увидел троих воинов – с косичками, мечами и всем прочим. Вероятно, они сошли с корабля. Они несли какие-то свертки. Он остановился в тени, наблюдая за ними, поскольку в Сене уже много лет не было воинов, и понял, что это за свертки. Это были охапки хвороста. Воины перебежали через площадь к маленькой дверце в башне, и он предположил, что они хотят ее поджечь. Он подумал, что они, видимо, изрядно пьяны.

Они остановились у решетки, что-то подозревая, и положили свои свертки. Ему показалось, что высоко наверху открылось окно, но он не был уверен. Затем воины подошли к двери, после чего последовала яркая вспышка молнии и вопли. Никакого шума, лишь нечто вроде звука разбитого стекла; слишком громко для стекла, но не гром.

Двое воинов вернулись назад и прошли мимо него, поддерживая друг друга. Третий остался лежать – мертвый.

– Зажаренный, – сказал он. – Они прошли прямо рядом со мной, и я мог почувствовать запах жареного мяса, который исходил от раненого. Он издавал отвратительные звуки, и от него несло жареной свининой. Сходи взгляни на ту дверь в башне! Там все еще можно увидеть обугленные следы.

Две разновидности молний? Или демонов?

Сидевший рядом раб обнял Катанджи за плечи.

– Ты симпатичный мальчик, – сказал он.

– Нет! – Катанджи попытался вырваться.

– Все будет в порядке, – не слишком убедительно сказал раб. – Давай, попробуем!

– Нет, – запротестовал Катанджи, не осмеливаясь кричать слишком громко.

– Да оставь ты его, – сказал младший. – Давай я с тобой.

Катанджи ушел.

Он снова вернулся к «Сапфиру» – там разгружали товар, так что у него еще было время. Нужно было попытаться узнать больше. Он вернулся на площадь; дождь пошел еще сильнее, тучи опустились ниже и помрачнели еще больше. У большой двери ожидала группа рабов – человек десять или двенадцать. Он бродил вокруг, наблюдая за ними и начиная постепенно разочаровываться в успехе.

В этот момент про улице прогрохотал фургон, направляясь к площади и к башне. Он был большой – его тащила четверка лошадей. Может быть, из-за города? Даже из Вула? Шонсу мог это знать. Фургон был тяжело нагружен, и его накрывал кожаный чехол. Позади шли еще рабы. Два отряда рабов? Он мог присоединиться к ним, и тогда каждый бы думал, что он из другой группы. Когда фургон и шедшие за ним миновали его, он смешался с рабами и пошел следом за ними через площадь, прежде чем успел испугаться.

На полпути у него внутри начало все переворачиваться от страха. Что, во имя всех богов, он делает? Он, наверное, не в своем уме, но теперь было уже слишком поздно. Если бы он попытался удрать, рабы бы начали кричать, и весь город погнался бы за ним. «О Богиня, спаси меня!»

Большие двери были открыты. Возница поставил вагон на решетку, напротив дверей. Появились трое колдунов, Третий и двое высоких Первых. Они пытались не дать грузу намокнуть, держа покрывало так, чтобы рабы могли вытаскивать мешки и быстро заносить их внутрь. Катанджи поднялся на помост вместе с остальными, и никто на него даже не взглянул.

Нужно будет сказать Шонсу, что стены здесь толщиной в руку. Такие не прошибешь.

Ему на плечо взвалили мешок, и ноги его чуть не подогнулись. Шатаясь, он двинулся в башню, следом за шедшим впереди.

Он сошел с ума! Что на него нашло? Они, наверное, слышат, как бьется его сердце!

В воздухе воняло лошадьми. Тьфу!

Большой, высокий полутемный зал достигал в высоту первых окон, и, вероятно, занимал половину ширины башни. Взглянув вверх, он увидел массивные балки, поддерживавшие потолок. Зал был загроможден, но мешок скрывал из его поля зрения все, что находилось справа, а слева была лишь стена мешков, некоторые из которых были открыты, и в них были какие-то травы.

Воин, который шпионит внутри башни колдунов… что они с ним сделают, если поймают за этим занятием?

Раб, шедший впереди, шагнул внутрь чего-то напоминавшего большой шкаф, бросил свой мешок в общую груду и вышел. Катанджи с облегчением сделал то же самое. У входа стояли двое колдунов, наблюдая за ними – Четвертый в оранжевом и Второй, желтая мантия которого ярко выделялась во мраке.

Помня о том, чтобы держать голову опущенной, Катанджи вышел из шкафа, продолжая следовать за тем же рабом. Он потер спину… дьявольски тяжелые эти мешки! Внезапно, когда он проходил мимо колдунов, один из них протянул руку и похлопал его по плечу.

«Сапфир» все еще скользил к гавани в Сене; Хонакура сидел на дубовом сундуке, словно взъерошенный черный филин, Ннанджи беспокойно ходил возле окон, а Уолли метал в мишень ножи. Затем в рубку ворвалась Брота, закутанная в объемистый кожаный плащ, казавшаяся еще более огромной, нежели обычно, словно рассерженная грозовая туча. Вокруг нее сразу же образовалась лужа из воды, стекавшей с плаща и капавшей с ее косички. Вода блестела на ее пухлом смуглом лице и белых бровях.

– Не нравится мне это место, – прогремела она. – Что, по-твоему, ты намереваешься здесь узнать, милорд?