– Может, и не нужны… – задумчиво сказал мальчик, провожая Лену взглядом больших глаз.

– А запеть не боишься? – ехидно поддела девочка.

– Да ну тебя, – отмахнулся мальчишка, и дети помчались по своим детским делам.

Брошенный игрушечный дирижабль остался забыт на траве.

Пока Лена поднималась на холм, погода портилась всё больше, будто противилась ее прогулке. Но вдруг словно передумала.

Будто бы Лена, дойдя до вершины, прошла какое-то важное испытание и теперь могла поступать как считает нужным. Выглянуло солнце. И весь пейзаж засиял.

И дом, теперь Лена могла это оценить, обернувшись, перестал быть таким уж мрачным. Он как-то по-стариковски приободрился.

Вид с холма открывался волшебный. Лена почувствовала себя Элли, идущей по дороге из желтого кирпича и впервые увидевшей впереди Изумрудный город. Но только города не было. Был сад.

Обрамленный причудливо изогнутой живой изгородью, сад простирался… Деревья стояли, растопырив ветви, вычурные какие-то в своей декоративности. Посажены они были хаотично на большом расстоянии друг от друга. Если бы Лена имела представление о бонсай, то, верно, именно такое сравнение пришло бы ей в голову. И отсюда Лена увидела какие-то маленькие тени, мелькающие между ними, суетящиеся под кронами.

Еще дети? Или какие-то зверушки? Тени сновали тут и там, но различить, на кого они похожи, не давали.

Получалось, что за холмом был свой мирок.

Дорога, с которой девушка сошла, чтобы взобраться на вершину, огибала холм у подножия. И, спустившись, Лена вернулась на нее.

Дорога вела как раз к саду и проходила под арку из огромного живого дерева, ствол которого загибался правильной дугой к самой земле, а ветви, отходящие от этого основного ствола, образовывали вверху живописный веерообразный гребень.

Никогда еще Лена не видела ничего подобного.

Всё, всё, всё – подхлестывало любопытство. За прошедшие почти двое суток Лена превратилась в генератор любопытства.

Пройдя под сводом исполинского дерева, она очутилась в саду.

Толстенькие раскидистые деревья, как она увидела их с холма, оказались могучими патриархами в три обхвата.

– Яблони, что ли? – изумилась Лена.

Волшебство этого сада состояло даже не в том, что таких исполинских и таких древних плодовых деревьев Лена никогда не видела, а в том в первую очередь, что некоторые из них были украшены плодами, некоторые зацветали, а некоторые только собирались зацвести.

– Товарищи, так разве бывает? – пробормотала она.

Но такое было пред нею воочию.

Никаких детей или зверьков она теперь не увидела. Спугнула, наверное. Или просто тени от ветвей на траве создавали иллюзию, как будто кто-то бегает под кронами.

Она прошла немного, задирая голову, рассматривая невероятные многослойные кроны.

Нет, всё же здесь кто-то был! Лена увидела следы, оставленные этими таинственными малышами: несколько брошенных пустых кузовков из бересты или лыка – тут она не разбиралась.

И возле них она увидела странный инструмент: длинный тонкий шест, с чашей на конце. Чаша была тонко вырезана из дерева, изображая некий смутно знакомый цветок.

Для чего бы это было нужно?

– Ага! – сказала Лена.

Она подняла шест чашей вверх, подставила под маленькое румяное яблочко и толкнула плод снизу. Яблоко упало в чашу-цветок.

– Ловко придумано, – заметила она. – А как иначе? Эти же яблоньки не растрясешь. Тут бомбой надо…

Попробовав яблоко, Лена сказала, подражая голосу радиосказочника Литвинова:

– Откусила она от яблочка…

И засмеялась чему-то своему.

Но в отличие от сказочных персонажей ничего у Лены нигде не выросло, а яблоко оказалось просто вкусным – терпким и сладким.

Однако, как бы ни был великолепен этот странный сад, но в нем скоро стало скучно: прекрасные принцы не выпрыгивали из-за кустов, а гномы (как их еще назвать?) разбежались.

Лена и сама себя чувствовала гномиком среди колоссальных деревьев. А дорога вела дальше и дальше.

– Это кто же ухаживает за всем этим, – рассуждала она, – нужно толпу народу, чтобы траву подстричь только.

Дорога «из желтого кирпича», хотя и не из желтого, и не из кирпича, но Лене понравилось так ее называть, раздвоилась. Можно было идти прямо, а можно и налево. Но никаких указаний или примет, подсказавших бы, какую из двух дорог выбрать, никто не потрудился оставить.

– Это нечестно! – сказала Лена.

Дорога, ведущая прямо, сулила, скорее всего, однообразие скучнейшего сада. В нем ничего не происходило и, на какое расстояние он простирается, невозможно сказать.

А вот если пойти налево…

Судя по всему, там будет лес. А в лесу что-то интересное. Или ничего интересного…

Но за лесом-то виднелись городские дома. Значит, там можно выйти к людям, к цивилизации, к автомобилям и всему прочему, что поможет выбраться из этой психбольницы.

Однако интуиция подсказывала, что эта дорога всё же ведет в глубь (или вширь?) владений Лорда Остина (он еще и Ортодокс оказывается!), а не к выходу из них.

Не вполне соглашаясь с интуицией, Лена представляла себе стену, что окружала невероятный по масштабам парк вокруг Главного Дома. И стена в ее воображении была какой-то полуразрушенной, копченой, как после бомбежки, но по-прежнему совершенно непреодолимой.

И захотелось проверить, такова ли она, как представляется.

После того как Рейвен попытался безуспешно отодвинуть дверь выходного тамбура, к нему подошел номерной жандарм с самыми добрыми намерениями, для того чтобы остановить его попытки покинуть холл Управления.

Очевидно, это как-то подействовало на странника…

Произошедшее в дальнейшем было полной неожиданностью, как для потерпевшего номерного[20], так и для всего личного состава Управления Жандармерии города Нэнта.

Всё дело в том, что фактов нападения на жандарма здесь не упомнят и старожилы. Были случаи непочтительного обращения, сопротивления при задержании, неповиновения и сопротивления при аресте, даже оказания вооруженного сопротивления при аресте и, разумеется, разумеется, разумеется, – оскорбления действием. Все эти случаи были хоть и редким, но всё же обычным делом и, как правило, не оставались безнаказанными.