Сама мысль об этом была скандальной.

Пенелопа поколебалась какую-то долю секунды и, повиновавшись его безмолвной просьбе, села на него верхом.

В его голосе прозвучали гордость и удовольствие:

— Моя отважная красавица...

Пенелопа знала, что это преувеличение. Она вовсе не была красавицей.

Но сегодня ночью чувствовала себя красивой, поэтому ей даже в голову не пришло отказать ему в его просьбе. В таком положении она могла дотянуться куда угодно — до его широких мощных плеч, до груди, вздымавшейся и опускавшейся во время дыхания, и Пенелопа не удержалась и положила на нее руки — на этого потрясающего, красивого мужчину, бывшего ее мужем.

Он застонал при этом прикосновении, поднял ее выше, так что груди Пенелопы оказались на уровне его рта, и начал дуть на соски.

Она проследила за его взглядом, таким пристальным и внимательным, и увидела, как ее соски напрягаются — сначала один, потом другой. Они затвердели и мучительно заныли.

Она хочет ощутить на себе его губы.

— Прикоснись ко мне, — прошептала Пенелопа.

Он был уже там, лизал и сосал, и она подумала, что сейчас умрет от этого греховного, необыкновенного наслаждения. Ее руки запутались в его волосах, тянули к себе, и Майкл чуть отодвинулся, чтобы перенести внимание на другую, заброшенную грудь, сначала лизал ее долго и сладострастно, а затем сомкнул губы на соске, чтобы дать Пенелопе именно то, чего она так давно жаждала.

Она извивалась в его объятиях, подставлялась его губам, его языку, его зубам. Святые небеса! Он распоряжался наслаждением, как великий мастер, искусно и умело. И она не хотела, чтобы это заканчивалось.

Наконец Майкл чуть отодвинулся, поднял ее еще выше, прижал к себе еще сильнее, запечатлел жаркий поцелуй на ее животе, медленно опустил и снова завладел ее ртом. Он приподнял колени, крепко прижимая ее к себе, а пальцы проворно вытаскивали из волос шпильки, швыряя их во все стороны. Его губы скользнули к шее, и он начал лизать тонкую кожу прямо над тем местечком, где бился пульс, и Пенелопа снова выдохнула его имя, опьянев от наслаждения.

Наслаждения, о существовании которого она до Майкла даже не догадывалась.

Наслаждения, какого никогда не познает без него.

— Майкл! — выдохнула она.

Он удовлетворенно улыбнулся настоящей мужской улыбкой и провел рукой между их телами.

Пенелопа перевела взгляд на эту порочную, мародерствующую руку, завороженная ее движением, и тут его пальцы прикоснулись к самому ее естеству, так легко, почти незаметно, словно перед ним лежала бесконечность времени для изучения ее тела. Пенелопа еще никогда в жизни ничего так сильно не хотела.

Его пальцы трепетали, и она снова начала извиваться, одна ее рука скользнула вниз по его телу и робко, неуверенно замерла над той частью, которая вызывала в ней столько любопытства. А затем легла на жаркое стальное копье. Майкл резко втянул в себя воздух.

— Пенелопа... — Его стон заглушил все остальное.

Она хотела трогать его, познать его, подарить ему такое же наслаждение, какое дарил ей он.

— Покажи мне как. Научи меня.

Его глаза почернели от наслаждения. Он направил ее своей рукой, показывая, как трогать, как гладить. И когда Майкл застонал, протяжно и так чудесно, она подалась вперед, поцеловала его в щеку и прошептала в нее:

— Это гораздо интереснее бильярда!

Он засмеялся.

— Метко подмечено.

— Ты такой гладкий, — говорила она, гладя его естество и поражаясь новому ощущению. — Такой твердый.

Он закрыл глаза. Она наблюдала за его лицом, радуясь отражавшемуся на нем удовольствию.

Пенелопа потерла большим пальцем самый кончик. Он ахнул и приоткрыл глаза.

— Сделай так еще раз!

Она повиновалась. Он притянул ее к себе и поцеловал долго и страстно. Пенелопа продолжала свое исследование. Он держал ее за руку, показывая, как двигаться, где задержаться, как сильно можно надавить. Его голова запрокинулась назад, он дышал резко и прерывисто.

— Я не делаю тебе больно?

Он застонал.

— Ни в коем случае. Только не останавливайся.

Ей и не хотелось останавливаться. Ей нравилось наблюдать, как его охватывает удовольствие. Но внезапно Майкл довольно грубо оттолкнул ее.

— Больше не надо, пока я не окажусь в тебе. — Пенелопа невольно покраснела, и он засмеялся негромко и ласково. — Неужели тебя смущает то, что я хочу войти в тебя, моя красавица?

Она помотала головой:

— Нет, меня смущает то, что я этого хочу. Леди не должны думать о подобных вещах.

Он крепко поцеловал ее.

— Вот уж чего я точно не хочу, так это того, чтобы ты скрывала от меня свои сладострастные мысли. Совсем напротив, я хочу услышать каждую из них! И хочу воплотить каждую в жизнь.

Теперь его пальцы двигались решительно, совершая у нее между бедер настоящие чудеса, и Пенелопа начала задыхаться.

— Майкл! Еще!

— Еще — что, моя красивая? — Кончики пальцев скользнули по тому месте, где она хотела его сильнее всего. Скорее подразнили, чем прикоснулись. — Еще — здесь?

Она ахнула, но он убрал пальцы до того, как она с мольбой повторила его имя.

— А может быть, здесь? — Один длинный палец двинулся чуть дальше. Пенелопа застонала.

— Везде!

— На какой жадной женщине я женился! Ей всего мало!

Он дразнил, целуя, удерживал ее на месте, исследуя ее рот, а пальцы его все это время совершали короткие круги, едва прикасаясь к ней. Майкл вскинул бровь, и к первому пальцу присоединился второй, двигаясь медленно и сладко.

Пенелопа не шевелилась. Не хотела, чтобы он останавливался.

— Мне так нравится трогать тебя там, Пенелопа, — прошептал он. Его грешная рука продолжала исследование. — Нравится узнавать тебя, чувствовать тебя, ощущать, какая ты влажная. — Пальцы снова двинулись вверх-вниз, шепот продолжался. Он чуть повернул руку, приближая ее к тому чудесному местечку. — Нравится изучать тебя.

— Найди его... — прошептала она, не в силах больше молчать.

— Найти что, любовь моя? — Изображает полную невинность! Бессовестный лжец. Пенелопа посмотрела ему в глаза, чувствуя свое могущество. — Ты знаешь что.

— Давай отыщем вместе.

Это было уже чересчур. Она схватила его руку и наконец-то, наконец-то потянула ее куда нужно. Наклонившись над ним, Пенелопа посмотрела ему в глаза и увидела в них порочное удовольствие и с трудом сдерживаемое вожделение. Его пальцы, направляемые ее рукой, раздвигали мягкие завитки и потайные складочки. Большой палец описывал медленные круги, и Пенелопе вновь показалось, что она сходит с ума.