Все равно что вытаскивать испуганного кролика из клетки. И этого кролика нужно было долго уговаривать что-то сделать! Итак, каждую неделю я ставила перед Беллой маленькие цели, чтобы сформировать необходимые навыки и повысить ее уверенность в себе. На одной неделе ее целью было достижение многозадачности или улучшение поддержки матери. На другой неделе студентке может быть поручен разговор с врачами. В конце месяца Белла справлялась со всеми обязанностями гораздо лучше, и я чувствовала себя немного счастливее, отпуская ее. В конце концов, я не хотела быть наставником, который подвел девушку, разрушив ее уверенность или шансы стать акушеркой. В каком-то смысле мне было приятно сосредоточиться на ученице: это отвлекало от собственных забот, но в остальном обучение являлось бременем, без которого я, вероятно, могла бы обойтись в критический момент карьеры.

Руководство так и не признало реальность моей депрессии, из-за которой я так долго не работала. Будто я вернулась из отпуска!

Теперь, вернувшись к работе на полную ставку, я постепенно начала понимать, что попала в самую гущу событий. Забавно: после четырех месяцев отсутствия я думала, что кто-нибудь усадит меня поболтать, просто чтобы спросить, как дела и справляюсь ли я. Чтобы не толкать меня снова на ту же самую дорогу, руководство могло бы выделить немного времени и позаботиться о том, как облегчить мое возвращение. Но нет, такого не было. О, подождите… Нет, неправда. Примерно через две недели я увидела Лину.

– Пиппа, рада тебя видеть. Ты в порядке? – спросила она однажды, важно шагая по коридору.

– Да, – поспешно ответила я. Больше я ничего не успела добавить, потому что она даже не остановилась. Лина просто продолжала идти, обронив через плечо:

– Хорошо, хорошо.

И все.

Через шесть недель после возвращения один из координаторов отделения сунул мне бланк и попросил расписаться внизу.

– Что это? – спросила я.

– Форма «Возвращение к работе», ничего особенного. Нужно просто заполнить анкету. Тут говорится, что ты выслушала правила, рабочая нагрузка находится на безопасном уровне, и ты чувствуешь себя комфортно. И ты обязуешься больше не брать больничных в течение следующих трех месяцев.

– А, понятно.

– Да, видимо, ты должна была подписать его в первый же день после возвращения, но как-то мы упустили этот момент. Прости! Распишись, пожалуйста, здесь…

Так оно и было. Ни признания реальности болезни, которая вынудила меня покинуть отделение на четыре месяца, ни дружеской беседы, чтобы поинтересоваться, как мне работается. Никто не спрашивал меня, справляюсь ли я, чтобы поддержать мое психическое здоровье. Нет, ничего подобного – просто угроза отправить меня на «совещание по оценке возможностей», если я возьму еще один отгул по болезни в ближайшие три месяца. Лишь еще один день. Я остановилась на мгновение, на грани того, чтобы позволить негативным эмоциям взять верх. Но затем я вспомнила о том, что произошло раньше за ту же смену: пара, которая после многих лет попыток наконец стала семьей; радость новоиспеченной мамы, сумевшей заставить малыша впервые взять грудь, и взгляд матери на ребенка, когда я впервые положила его ей на руки. Работать в родильном отделении никогда не будет легко, все еще оставалось огромное количество препятствий, которые нужно было преодолеть, но я знала, что смогу это сделать. Так что вместо бури негодования мне удалось криво улыбнуться. С возвращением, Пиппа! Добро пожаловать обратно в жизнь акушерки НСЗ.

Эпилог

До сих пор я храню письмо, которое написала Эмили, – то самое, где она говорит, что не могла бы желать кого-то лучше, кто бы мог принять у нее роды. Это одна из моих самых ценных вещей. Помню, как сердце наполнилось гордостью, когда я впервые прочитала ее слова, и как много это значило, когда меня назвали «фантастической акушеркой». После того дня я стала немного выше ростом, и с тех пор я всегда гордо держу голову, потому что, несмотря на всю душевную боль, стресс и трудности, я считаю, что быть акушеркой НСЗ – одна из лучших профессий в мире. Для меня большая честь присутствовать при появлении новой жизни, и я никогда этого не забуду. Я люблю свою работу и всегда буду любить, но есть что-то глубоко неправильное в системе, где о тех самых людях, которые помогают другим, так плохо заботятся работодатели.

Сегодня я снова работаю полный день, но это не благодаря трасту НСЗ, поставившему меня на колени. Я выздоровела, потому что у меня есть замечательный муж, который был рядом в те долгие ночи, когда я плакала перед сном. Целыми днями я не могла говорить, часами лежала в постели и смотрела телевизор. Уилл был рядом. Он слушал без осуждения, не зная, что сказать, иногда даже не понимая, о чем я говорю на самом деле. Он просто слушал и обнимал меня. А потом он заставил меня рассмеяться. Мне становилось лучше, когда я ходила в парк с Бетти, подолгу гуляла с собакой, встречалась с друзьями, плавала, занималась обычными делами – короче говоря, просто снова была собой. Мне стало лучше, потому что Уилл велел мне все записать и таким образом нашел ключ к моему выздоровлению. Писательство позволяло мне выражать самые глубокие мысли и чувства, не боясь осуждения. Это позволило мне восстановить связь с теми аспектами работы, которые я люблю, и напомнило мне, почему я изначально мечтала стать акушеркой.

Медработникам не нужна команда поддержки на трибуне, но благодарность и человеческое отношение просто необходимо.

В больничном трасте нет никаких «спасибо», никакой ежегодной оценки работы персонала, никаких наград или признания за заботу, которую мы оказываем женщинам и семьям. И все же каждый день я наблюдаю, как перегруженный работой и недооцененный персонал совершает повседневные героические поступки, которые заставили бы большинство людей плакать. Неудивительно, что маленькая записка или открытка от одной из семей, находящихся на нашем попечении, так много значит. Мы относимся к подобным вещицам как к драгоценностям. «Молодец» – не то слово, которое часто слышишь в отделении, но, безусловно, если время от времени кто-нибудь слегка похлопает по спине, это поднимет моральный дух. Мне не нужна команда болельщиков, которые разражаются восторженными криками каждый раз, когда я принимаю роды. Я знаю, что мне повезло с профессией. Понимаю, что помогать женщинам рожать – большая честь, и это само по себе уже достаточная награда. Но акушерство – не работа с девяти до пяти. Мы вкладываем сердце и душу в каждые роды.