Выходит, Бельская вколола себе двойную дозу сама и это самоубийство. Если бы кто-то ввел ей наркотик насильно, она бы сопротивлялась. Либо на руке были бы царапины, либо какие-то другие травмы - если предположить, что ее, к примеру, оглушили. Но укол аккуратный, как в процедурной, а синяков, ушибов нет, кроме небольшого кровоподтека на внутренней стороне губы и ссадины на шее, которые, скорее всего, остались после драки с Одинцовой.

Если же кто-то помогал ей набирать наркотик из ампул в шприц, она не могла не видеть, что в шприце больше, чем должно быть. Разве что была уже совсем никакая. Но это вряд ли.

По всему получается самоубийство.

Но все-таки Олегу что-то не нравилось. Судя по тому, что говорили о ней, Бельская везде совала свой нос, слишком много видела и слышала, причем не скрывала этого. Она подралась с Одинцовой, потому что намекала на некое известное ей обстоятельство, а той это не понравилось. Говорила Костину, что кое-что о нем знает. Говорила Садовской, что слышала ее разговор с Савченко.

Опять Садовская.

Она принесла Бельской наркотик. Она пыталась оказать ей первую помощь (действительно ли пыталась или только делала вид?) и не скрывала, что имеет кое-какие практические навыки в этом деле. Например, неплохо делает внутривенные инъекции. Опять же она могла - и по времени получается - подняться к Бельской в комнату и предложить ей свою помощь. Допустим, той действительно было плохо. К тому же она порезала палец, пытаясь открыть ампулу. Садовская набрала две ампулы и сделала ей укол. Почему та не заметила, что шприц полный? Ну, может, Садовская как-то его прикрыла. Потом протерла ампулы и оставила на них отпечатки Бельской. Кстати, она и палец ей могла порезать для большей убедительности. Порез, правда, прижизненный, но ведь не сразу же Бельская умерла.

А если бы в комнату в это время зашел Костин? Да нет, вряд ли, он как раз занимался шашлыком.

Что касается Савченко, Садовская и тут каждой дырке, извините, тампакс. В самом начале она сама сказала, что приехала в Чехию с намерением расквитаться с Савченко за прошлые обиды. Правда, потом это отрицала. Мол, просто так сказала, не подумав. Ничего себе оговорочки, да? Была ли она последняя в комнате Савченко? Неизвестно. Но возможно. Она обратила внимание всех на то, что это убийство, а не несчастный случай. А дневник? А слон под ее окном? Не для того ли это все, чтобы отвести от себя подозрения? Ах, кто-то пытается бросить на меня тень.

А некто, пытавшийся задушить Одинцову? Та ведь тоже вела себя глупо и болтала языком направо и налево.

Хотя Костин нравился Олегу меньше всех, да что там - совсем не нравился, все-таки виновность Оксаны Садовской теперь казалась ему более вероятной. Но поверит ли этому капитан? Ведь это все догадки, догадки. Любой адвокат, тот же муженек ее, рассмеется в лицо. И будет прав.

А капитан помалкивает. Если у него и есть соображения, делиться ими он не спешит. Оно и понятно - с какой такой особой радости ему делиться с каким-то клерком. Вот когда надо будет кого-то задержать и предъявить обвинения - другое дело.

Оксана легла спать рано, но сон не шел. За окном ветер раскачивал ветки дерева, заслонявшего уличный фонарь, тени метались по потолку, сплетаясь в замысловатый узор. От наволочки неприятно пахло отбеливателем, а перины - одна внизу, другая вместо одеяла - были слишком мягкими и тяжелыми.

Лида давно сопела, временами тихо похрапывая.

Оксану даже передернуло, когда она вспомнила сцену, которая произошла после того, как капитан увел Попова и Лида напала на Макса. Крики, вопли, взаимные оскорбления. Вадим силой удерживает Макса, она пытается успокоить Лиду. Но Лида, похоже, вошла во вкус, как профессиональная истеричка. Если верить ей, Генку убили все. Непонятно только, то ли одновременно, то ли по очереди. Досталось всем. Только она, Лидочка, - ангелок. Ну, было что-то у нее с Генкой, так ведь это не уголовщина какая.

Мишка просто умыл руки - отвернулся и ни слова не сказал, словно и нет его. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы портье в дверь не постучал: соседи начали жаловаться на шум. Только тогда ей удалось увести Лиду.

- Ну и зачем ты это устроила? - спросила она, глядя, как Лида, раскрасневшаяся, растрепанная, пудрит нос перед зеркалом и приглаживает жирные, словно сто лет не мытые волосы.

Но та только плечом дернула.

- Считаешь ниже своего достоинства со мной разговаривать? - Оксана почувствовала, что тоже начинает заводиться.

- Я ничего не устраивала, - отчеканила, повернувшись, к ней Лида. - Я просто сказала то, что думаю.

Оксана вспомнила одну даму, с которой работала еще в НИИ. Та просто обожала устраивать склоки - по поводу и без повода. Например, она указывала уборщице на плохо вымытый пол, водителю - на не там поставленную машину, девочкам с ксерокса - на плохо переснятые чертежи. Подниматься выше просто не рисковала. Объяснялись эти деяния борьбой за трудовую дисциплину. «Я всегда говорю то, что думаю!» - гордо заявляла Мария Петровна. Доводя всех до слез и сердечных приступов, она получала настоящее удовольствие. «Маша - энергетический вампир, - говорила о ней Рита. - Она так подзаряжается».

Странно, но сначала они думали что-то подобное и о Генке. Что он доводит их для собственного удовольствия. Маленький мальчик смеяться любил, сделает гадость и ржет, как дебил. Примерно так.

Она смотрела на Лиду, которая прихорашивалась, собираясь идти ужинать, и какое-то странное чувство, какая-то брезгливая жалость тугим комком подступила к горлу. А той все было по барабану. Странно, но раньше Оксана считала абсолютно бессовестным существом Лору. Но оказалось, что по сравнению с Лидой - той Лидой, которую они узнали теперь, - Лора была просто воспитанницей закрытой католической школы.

Впрочем, что там говорить. Все они оказались совсем не теми, за кого себя выдавали. Маски... Все они носили маски. И Генке пришлось потрудиться, чтобы их сорвать. Зачем? Кому от этого стало лучше? Разве что ему самому?

Оксана вдруг подумала: может быть, Генка просто доказывал себе, что даже самые лучшие, самые близкие на самом деле оказываются элементарными сволочами. И таким образом облегчал себе предстоящий переход. Если все так плохо на этом свете, стоит ли за него цепляться!

Она вспомнила о Вадиме. Снова вспомнила - потому что думала о нем почти постоянно. Первый вечер в этой гостинице, бар. Рядом Макс дремлет, положив голову на стойку. Вадим говорит ей о том, что самый лучший выход - признаться. Что так будет лучше. Взгляд напряженный, речь сбивчивая, руки ходят ходуном, не находя себе места. Кого он уговаривал - себя, ее? Она кивала, соглашалась - а что еще оставалось делать? Она просто не знала, как себя с ним вести.

Вязкий, тошнотворный привкус вины - сколько лет уже она живет с ним? Пора бы и привыкнуть. Но она не смогла. И поэтому всячески пыталась от этой своей вины откреститься. Она не виновата. Виноват кто-то другой. Но не она. Нет, она тоже виновата, но не так сильно. Просто она - жертва обстоятельств, которые были сильнее ее. Становилось легче.