Формально политической полиции в Веймарской республике не существовало, однако в полициях всех германских земель имелись секретные политические подразделения. В полиции Пруссии, которая контролировала до двух третей германской территории, такой структурой был отдел IA. Аналогичные подразделения имелись и в большинстве других земель.

Структурно полиция подразделялась на:

1) полицию безопасности (Sicherheitspolizei, SIPO);

2) охранительную полицию отдельных земель (Schutzpolizei, SCHUPO);

3) сельскую жандармерию или жандармерию земских егерей (Landjager);

4) полицию особого назначения (Notzpolizei), призываемую на основании секретного общегерманского закона.

Задачи полиции и армии в единой «оборонительной системе» Веймарской республики распределялись следующим образом.

На полицейские подразделения, действующие в тесной связи с государственными учреждениями и предпринимательскими союзами, возлагалось подавление экономических проявлений классовой борьбы, а в военно-техническом отношении – подавление местных восстаний. При этом в своих действиях полицейские руководствовались специально разработанной Боевой доктриной полиции (Polizeikampflehre).

Общегерманским силовым институтом, на который опиралось федеральное правительство, являлись вооруженные силы (Reichswer).

Согласно условиям Версальского договора, вооруженные силы Германии ограничивались 100-тысячной сухопутной армией без танков и тяжелой артиллерии (плюс 15 тысяч на флоте), ей запрещалось иметь Военно-воздушные силы, подводные лодки и Генеральный штаб.

Руководство небольшого по численности рейхсвера могло позволить себе тщательный отбор офицерского и унтер-офицерского состава, который представлял собой достаточно самостоятельную политическую силу. В 1923 году на вопрос президента Фридриха Эберта «Кому подчиняется армия – правительству или мятежникам?» командующий рейхсвером генерал Ганс фон Сект ответил по-военному лаконично: «Армия подчиняется мне».

Предполагалось, что вооруженные силы должны были воздействовать на «особые» ситуации одним фактом своего присутствия, а при получении приказа – ликвидировать массовые восстания по всем правилам военной стратегии и тактики.

По условиям Версальского договора Германии запрещалось вести и разведывательную работу. Однако уже в сентябре 1919 года в составе Войскового управления (Truppeamt), под которое замаскировали «ликвидированный» Генштаб, был образован орган военной разведки и контрразведки – Абвер (Abwehr)[184]. Чтобы обойти ограничения Версальского мира, в качестве официальной сферы деятельности на Абвер возлагались задачи по контрразведывательному обеспечению в германских вооруженных силах. Но на практике разведка против стран-победительниц, в первую очередь Франции и Великобритании, началась сразу после негласного воссоздания военной разведки.

Начальник военной разведки кайзеровской Германии Вальтер Николаи полагал, что прекращение военных действий в Европе в 1918 году не привело к окончанию тайной войны, которая продолжалась и в мирное время.

В начале 1920-х гг. он писал:

«К разведке идея разоружения определенно не относится, так как положительная часть ее, то есть пропаганда, стала бы вместо орудия военной борьбы оружием борьбы политической еще в большей степени, нежели в настоящее время. Разведка стоит, таким образом… на пороге новых заданий.

„Война и в мирное время“ – таково лучшее определение теперешней роли разведки в конкуренции народов. Общность интересов стран-победительниц исчезла. Начнется невиданное доселе по интенсивности соревнование во всех областях разведки»[185].

Николаи профессионально и умело сумел сохранить архивы кайзеровской разведки, чем способствовал созданию новой германской секретной службы, тщательно скрываемой от глаз стран-победительниц.

В первые годы после создания Абвер представлял собой относительно небольшую организацию из трех кадровых офицеров, семи офицеров запаса и нескольких технических сотрудников; внутри Абвера существовали две группы: «Восток» и «Запад». Но и при таком микроскопическом штате механизм Абвера был великолепно отлажен. Сохранились не только архивы и единый центр разведки – сохранились традиции! В Абвере велся тщательный учет всех вышедших в отставку кадровых офицеров разведки и контрразведки, а также легендированных и доверенных лиц.

В целях дезинформации вероятного противника и общественного мнения в Германии никаких постов в разведке Николаи не занимал. Однако тень «молчаливого полковника» незримо витала в коридорах Цоссена до конца Второй мировой войны.

Украинские националисты находились под плотной опекой Абвера. С 1923 по 1928 год Украинская военная организация в обмен на свои услуги получила от спецслужб Веймарской республики свыше двух миллионов марок, оружие и взрывчатку. Евгений Коновалец в одном из своих писем к митрополиту Андрею Шептицкому писал:

«Пусть сегодня мы пребываем на служении немецким деятелям. Но завтра будет надежда, что с их помощью и под их руководством мы обретем собственную государственность»[186].

В 1929 году Коновалец возглавил Организацию украинских националистов (ОУН).

Идеология оуновцев базировалась на учении об интегральном национализме Д. Донцова. В его брошюре, вышедшей в 1929 году, говорилось:

«Нужна кровь – будет море крови! Нужен террор – сделаем его жесточайшим! Необходимо будет отдать материальные блага – не оставим себе ничего. Не постесняемся убийств, грабежей и поджогов. В борьбе нет этики!.. Каждая дорога, что ведет к нашей наивысшей цели, несмотря на то что зовется она некоторыми геройством или подлостью, – это наша дорога»[187].

Как видите, в плане человеконенавистничества эта идеология ничем не уступала людоедской идеологии гитлеровского национал-социализма.

Оуновцы установили с германскими нацистами самые тесные контакты. При штаб-квартире Национал-социалистической рабочей партии Германии (НСДАП) было открыто представительство ОУН – УВО, которое возглавляли Н. Свиборский и Р. Ярый. Глава штурмовиков Эрнст Рем благосклонно отнесся к просьбе оуновских боевиков о помощи в военной подготовке и предоставил им возможность проходить обучение вместе с его штурмовиками.