Но это в сторону. Для наших целей достаточно зафиксировать тот факт, что присутствие нерусских людей в русской культуре XX века было связано не столько с их замечательными способностями (и, соответственно, творческой импотенцией русского народа), сколько с сознательно проводимой культурной политикой. Что еще раз подтверждает отчуждаемость культуры от ее носителей.

Некоторые особенно подозрительные читатели могут заподозрить меня в нехорошем желании «почистить списки великих» от нерусских фамилий. Разумеется, ничего подобного я не имел в виду. «Зачем такие ужасы». Достаточно вернуть Пушкину его честное русское происхождение, не забывать про выдумщицу Ахматову, помнить настоящую фамилию Хармса — а также убрать из святцев Губермана и научиться воспринимать эстрадных потешников-юмористов именно как потешников, а не как мудрецов и пророков. Эти несложные — и не имеющие никакого отношения к этнической чистке — операции приведут «ценностей незыблемую скалу» в ее настоящий вид. Также полезно сделать скидку на невеселые советские реалии.

В результате выяснится, что русская культура, конечно, создавалась не только русскими (чего никто и не отрицает), но о какой-то особой роли «полукровок и инородцев» говорить не приходится.

Вывод. Представление о какой-то особой роли «нерусских и не совсем русских» в России отчасти надумано, отчасти объясняется внешними обстоятельствами, причем обстоятельствами малопочтенными.

Итак, мы вроде бы разобрались с темой «огромного значения» полукровок для русской культуры. Но остался первый вопрос — об их количестве и влиянии на русский этнос.

Ответ четвертый. Чужебесие

Итак, в предыдущей статье мы пришли к выводу, что роль полукровок и инородцев как демиургов русской культуры, мягко говоря, сильно преувеличена. Но мы не ответили на другой вопрос — а именно, о влиянии людей со смешанным происхождением на этническое единство русского народа. Может быть, и в самом деле никаких «чистых русских» давно уже не осталось, кроме как в глухих деревнях, а мы все — разноплеменная смесь «детей разных народов», объединенная только местом проживания и языком общения?

Прежде чем отвечать на этот вопрос, следует сначала определить, кого именно можно считать «полукровкой».

Как показывает практика, наши этнорусофобы охотно записывают в «полукровки» людей с любой, сколь угодно исчезающее малой долей «нерусской крови» в роду. Они же очень любят считать «не вполне русскими» разные русские субэтносы. Дело доходит до смешного. Например, однажды я присутствовал при горячем споре двух молодых людей, у одного из которых была донская казачка в бабушках, а у другого — терские казаки по отцовской линии. Первый считал себя «полукровкой» — на том основании, что «казаки не русские». Второй, напротив, полагал, что он — чистокровнейший русский, «русее не бывает». Для уточнения: первый не застал бабушку в живых, родни по этой линии не имел, но рассуждал о казачестве — как и обо всем остальном, впрочем, — уверенно и с апломбом. Нетрудно догадаться, что товарищ был усердным читателем «Новой Газеты», откуда и черпал сведения о мире… В таких случаях следует говорить не о «полукровках», а о жертвах этнофобской пропаганды. Или же о сознательных пропагандистах этнорусофобии. Например, некий журналист публично именует себя «поляком». У него и в самом деле имеются польские предки, но здесь речь идет скорее об идеологическом выборе: просто он хочет иметь с неприятным ему русским народом поменьше общего и быть причастным «по праву рождения» к «европейским ценностям».

На все это накладывается уже упоминавшееся в предыдущей статье «интересничанье», часто не только национальное, но и сословное. Считается, что иметь в роду шляхтича, барона или хотя бы цыганку (уж непременно «знаменитую гадальщицу») — как бы интересно, ибо, дескать, придает изюминку пресноватому русскому тесту. Или, как высказался по соответствующему поводу один мой читатель — «у современных русских есть ужасная черта, они вечно ищут у себя инородные корни и гордятся ими».

В результате складывается ложное впечатление, что вокруг нас сплошные метисы.

Поэтому в дальнейших наших рассуждениях перейдем на «международный стандарт». То есть — вычеркнем из числа людей смешанного происхождения дальних потомков татарских мурз, самозваных шляхтичей и прочих романтических детей лейтенанта Шмидта. Будем считать «настоящими полукровками» людей, у которых один из родителей русский, а другой — нет. Туда же зачислим тех, у кого оба родителя «настоящие полукровки» в указанном выше смысле. То есть будем считать «полукровками» людей с достаточно заметным присутствием нерусской крови, этак не менее трети, на самый худой конец — четверти, если эта четверть «яркая». И, наконец, не забудем, что дети появляются обычно в браке — по крайней мере, до последнего времени дело обстояло именно так.

В таком случае имеет смысл поинтересоваться количеством заключавшихся в России — в разные периоды ее истории — межнациональных браков. (Примем ради простоты, что в Российской Империи межнациональные браки среди русских были все же редкостью [119] — за исключением аристократии и высшей буржуазии, где это было в порядке вещей. Но потомки славных князей и купцов первой гильдии — из тех, кто не остался в безымянном рву или в чекистском подвале — лежат на Сент-Женевьев-де-Буа, а их дети и внуки уже забыли русский язык. Так что, увы, их можно спокойно списать со счетов. Увы — потому что повод невеселый. Но факты есть факты, с ними надо считаться. Итак, сколько-нибудь значительного смешения народов «добезцаря» не было.

В Советском Союзе все межнациональное вроде бы поощрялось. На практике, однако, в СССР политики «плавильного котла» не было. Напротив, «особость» всяких народов и народностей — в особенности диких и оттого социально близких соввласти — всячески укреплялась и даже конструировалась специально [120]. Разумеется, доза интернационализма, положенная конкретно русским, тягловой лошадке советской арбы, была исключительно высока. Но какого-то специального поощрения межнациональных браков все же не наблюдалось. Поэтому советской статистике по смешанным бракам можно верить: в отличие от многого другого, здесь у советского руководства не было особых резонов ни занижать, ни завышать цифры.

Приведем соответствующие данные по трем переписям населения в СССР [121].