— Да нет, я не о том, тебе же отдохнуть нужно…

— Ерунда! — хмыкнул Стас.

Матрас прогнулся под нашим весом, любимые губы коснулись моих, и я забыла о своих словах. Попробовала бы не забыть! Когда Брягинцев чего-то хочет, его и танк не остановит. Впрочем, чего лукавить? Я ведь и сама хочу того же!

— Стас…

Мой волк тихо рыкнул и прикусил кожу над ключицей. Тело прошила сладкая боль, я потерялась в сумасшедшем горячем вихре. Поцелуи, прикосновения, жаркое дыхание… Стас не знал удержу, он любил меня так, словно нам предстояло расстаться не на неделю, а минимум на месяц. И я отдавалась ему без оглядки, раскрываясь так, как никогда раньше. Я и сама не знала, что прошлое, которое я скрывала, оказывается, стояло между нами. А сейчас… Сейчас его не было, и страха больше не было.

Уже потом, когда мы отдышались, я приподнялась на локтях и посмотрела мужу в глаза.

— Что? — беззвучно прошептал он.

— У меня есть новость.

— Хорошая?

Взгляд Стаса стал внимательно-настороженным. Всю недавнюю расслабленность как рукой сняло.

— Сейчас сам решишь.

Как ни странно, я нервничала. Нет, я была уверена, что муж обрадуется, но опыта в таких делах у меня не было. Когда ходила Никиткой, сообщать о беременности было некому. Даже бабушка к тому времени уже ушла. Только девчонкам в общаге и призналась, оттуда, видимо, и сплетни о моей беспутной жизни пошли, мол, сама не знает, от кого залетела, а дальше уже народ додумал.

— Инга, не томи, что случилось?

В голосе мужа послышалось напряжение.

— Я беременна.

Сказала, как в ледяную воду прыгнула. Фух, аж дыхание сбилось… Никогда не думала, что это будет так… трудно и волнительно.

— Что? — растерянно переспросил муж.

— У нас будет ребенок.

— Какой ребенок?

Похоже, Стас никак не мог сообразить, о чем я.

— Ну, выбор небольшой: или мальчик, или девочка.

Я смотрела на мужа и видела, как в его глазах появляется понимание, и они загораются ярким, ровным светом.

— Инга!

Стас одним движением поднялся и подхватил меня на руки.

— Это правда? Ребенок? Такой же, как Никитка?

— Ну, может, и не такой, но похожий.

Я улыбнулась и погладила мужа по лицу.

— С ума сойти… Значит, теперь у нас будет двое детей… Я говорил, что люблю тебя?

Стас не стал дожидаться моего ответа. Он просто поцеловал меня, и я почувствовала все, что творилось у него в душе.

— Опасная затея.

Семен смотрел хмуро, не нравилось ему мое решение. Мне и самому оно не слишком-то нравилось, но другого выхода не было. Если не остановить свихнувшихся на вседозволенности волков, рано или поздно они привлекут внимание Всемирного Совета, а там разбираться не будут. Соррес давно уже ждет возможности устроить массовые зачистки, а тут и случай подходящий. Чем не повод избавиться от большей части русских стай?

Нет, нельзя допустить повторения беспредела столетней давности. Европа тогда кровью захлебнулась, а Россия устояла: то ли руки у Совета не дошли, то ли Бенвилль побоялся связываться с русскими.

— Уверен, что нам нужно вмешиваться? — не отставал Сэм.

— А есть другие варианты?

— Можем остаться в стороне, — Сэм достал сигарету, чиркнул зажигалкой и чертыхнулся. — Опять сломалась, — буркнул Чадов и посмотрел исподлобья. — Пусть этот… сам все решает.

— Не можем, Сэм. Брягинцев мой брат, Инга с Никитой принадлежат к нашей стае. Ты считаешь, я могу их бросить?

Чадов поморщился.

— Да все я понимаю, — устало ответил он, смял незажженную сигарету в пепельнице и тяжело оперся о стол. — Только и другое я понимаю: если мы начнем войну со Строевым, старик уничтожит не только нас, но и весь Волчий Лог. Ты досье видел? Не мы первые пытаемся его окоротить.

— Не паникуй. Наши парни не подведут, да и у Стаса ребятки не просто так оружие носят. Справимся. К тому же, от нас требуется только наблюдение за домиком старика. С остальным Брягинцев сам разберется.

Семен промолчал, но я видел, что начбез так и остался при своем мнении.

Упрямый. Злится, что в стае чужак появился, не может забыть, что тот Ингу забрал. А кто ему мешал раньше подсуетиться? Все чего-то ждал, сомневался, варианты просчитывал, дурным слухам верил и бесился. Вот и дождался, увели кралю прямо из-под носа. Брягинцеву на слухи плевать оказалось. Правильный мужик. Во всем правильный, а Сэм со своей оскорбленной гордостью не захотел правду узнать, может, если бы сразу выяснил, что с Ингой произошло, так и всей этой заварухи бы не было.

— А вдруг Строев подстрахуется? — не отступал Чадов. — Не боишься, что он натравит на нас Совет стай?

Сэм смотрел исподлобья. Упертая башка. Вот сразу видно, что у него пары нет. Как представлю, что на месте Инги могла бы оказаться моя Ника… Не знаю, как Брягинцев справляется с эмоциями. Если даже у меня руки чешутся уродов придушить, то ему, наверное, крови хочется.

— У Стаса в Совете свои люди, — отмахнулся от Семена.

Да еще и какие. Один Турок чего стоит, к его мнению все прислушиваются, да и Сергеев на стороне Брягинцева, к тому же, они со Стасом из одной конторы.

— Егор, все равно, это опасно, — продолжал нудеть начбез.

— Опасно? А не опасно оставлять этих тварей в живых? Ты представляешь, сколько жизней они уже загубили? И еще загубят.

Чадов промолчал и опустил глаза. Все начбез понимает, только не верит, что получится одолеть старика. Слишком уж тот скользкий. Столько лет сыночка прикрывал, и никто даже не догадывался об их делишках, почти ни одну жертву в живых не оставили. Как еще Инге повезло…

— Ладно, как скажешь, альфа.

Сэм тяжело разогнулся.

— Мое дело маленькое, ты у нас главный, тебе и отвечать, если стая пострадает.

Он пошел к выходу, а я проводил его глазами и перевел взгляд на портрет родителей. В кабинете было сумрачно, и в этой полутьме их лица казались живыми. Мама смотрела мягко, с доброй улыбкой, казалось, еще немного, и она спросит: — «Как дела, сынок?». Отец привычно хмурился. Он и при жизни был таким — серьезным и неразговорчивым. Правда, это не мешало ему видеть в душах волков самую суть.

Мне пока до такого далеко. «Верь инстинктам, сын. Они никогда не подведут», — говорил отец.

И сейчас все мои инстинкты кричали, что за семью и за стаю нужно стоять до последнего. Да, Сэм по-своему прав. Противник нам достался сильный и непредсказуемый, и, по-хорошему, лучше бы с ним не связываться, но я не мог. Каким бы чужаком ни казался новоявленный брат и какими бы сложными ни были наши отношения, но игнорировать узы крови сложно. После того, как родители сгорели в том проклятом вертолете, слишком долго я жил в одиночестве, слишком осязаемой была тишина — в душе и в доме, чтобы сейчас я мог так легко отказаться от единственного кровного родственника.