Безликий заговорил более последовательно и выразительно:

– Пошёл я на Гостиный двор, чтобы прикупить кое-чего съестного. А там…

– Ближе к делу! Ну? – поторопил его граф.

– Две толпы там сцепились. Одни за защиту города ратуют, а другие, чтобы ворота для самозванца отворить. Вот и нашла коса на камень. Сначала на кулаках биться стали, а потом за сабли и ножи схватились.

– Выходит, моим советам не вняли, ослы безмозглые, – вздохнул с сожалением Александр Прокофьевич.

Безликий посмотрел на него недоумённо:

– А вы каким боком к бойне той отношение имеете? Вы что, там были, Александр Прокофьевич?

– Где нынче был барин, евоное дело! – пробубнил возмущённо стоявший как всегда у окна Демьян.

Безликий обиженно поджал губы. Ему не понравилось, что слуга графа Артемьева и к тому же бесправный крепостной, делает ему, дворянину, замечание. Но он был находчив и изворотлив по природе, а потому… Он всего лишь мысленно обругал Демьяна последними словами, а вслух сказал:

– Если ты будешь вмешиваться, Демьян, куда тебя не просят, то я утеряю нить…

И, вертя пальцами пустой стакан, он продолжил:

– Толпу разогнали солдаты, когда люди уже изрядно покалечили друг друга. Человек пять даже поплатились собственными жизнями!

Александр Прокофьевич и его слуга слушали Безликого, больше не проронив ни слова – один широко раскрыв глаза, другой озабоченно хмуря лоб.

– Что же делается, Господи! – вздохнул Демьян, когда Безликий замолчал.

Граф вздохнул, покачал огорчённо головой:

– Несчастный город. Несчастные люди. Разброд и шатание всюду. И это всё от бессилия власти! Я удивлён, что кто-то ещё сражается на стенах против бунтовщиков! А вот другие… То ли от нехватки оружия, то ли страдая от отсутствия храбреца, способного их возглавить, слоняются как неприкаянные по улицам и вот налицо результат этих брожений и шатаний…

Александр Прокофьевич посмотрел на лицо Безликого и удивился. Оно вытянулось и побледнело. Проследив за его взглядом, граф увидел раскрытую дверь в спальню, в которой когда-то содержалась Жаклин. В проёме стоял капитан Барков и молча смотрел на беседующих. Волосы на голове Баркова были растрёпаны, лицо представляло собой сплошной кровоподтёк, а сам он дышал очень тяжело, с хорошо слышанной хрипотцой.

– Кто это? – спросил Безликий, явно не узнавая капитана.

– Явление Христа народу! – не слишком-то весело и своевременно пошутил граф. – А если быть точнее, то Барков Александр Васильевич! Собственной персоной!

– Господи, да кто его так? – воскликнул, вскакивая, Безликий.

– Народ, который ты только что видел дерущимся на улице.

– Да что он им сделал?

– Мне надо поговорить с вами, ваше сиятельство, – прошептал Барков, едва шевеля разбитыми губами и страдальчески морщась.

Затем он, нетвёрдо ступая и покачиваясь, вошёл в холл. Не замечая, что раздет чуть ли не донага, но хорошо зная, где что стоит, он подошёл к столику у камина, налил в стакан из графина воду и выпил её залпом.

– Ты чего поднялся, Александр Васильевич? – поспешил к нему граф.

Капитан непроизвольно пригладил торчащий на голове волос и, глянув на него, сказал:

– Посмотри на меня, Александр Прокофьевич! Я ранен и едва жив. Но сейчас у меня нет времени на всякие церемонии. Дело очень важное и, наверное, не безынтересное для вас.

Сначала граф подумал, что Барков бредит. В таком состоянии он вполне способен на это. Но тот говорил вполне связно и разумно.

– Что с тобой случилось сегодня, я видел лично. Но что случилось до того, как ты вернулся в город? – спросил Александр Прокофьевич, подавая головой знак Демьяну, чтобы он взял едва державшегося на ногах Баркова и перевёл обратно в спальню.

Слуга, как пёрышко, сграбастал Баркова своими лапищами. Граф вошел в спальню следом и присел у изголовья раненого.

– Давайте сразу договоримся, ваше сиятельство, – сказал Барков, морщась от боли. – Если вы мне не доверяете, то я лучше помолчу. Говорить очень трудно, поверьте мне.

Александр Прокофьевич ещё раз пристально посмотрел на его лицо. Затем, желая ободрить едва живого капитана, сказал:

– Что между нами и было плохого, то прошло. – Он протянул ему руку и, как бы подчёркивая своё хорошее к нему отношение, добавил: – Однако ты мне должен рассказать всё подробно и без утайки.

– И очень многое, – прошептал Барков, с трудом пожимая протянутую руку. – А случилось со мной вот что…

Сначала медленно, едва ворочая языком, а затем быстрее и внятнее, капитан рассказывал графу, Безликому и Демьяну всё, что с ним случилось с того памятного дня, когда он отплыл с Флораном и казаками в Яицк за Машенькой. Вскоре уже Барков говорил торопливо, словно ему не терпелось поскорее дойти до самого главного.

– А потом я и Жаклин наткнулись на сеитовских татар, лояльных императрице. Они тайком снабжают осаждённый Оренбург продуктами окольными путями. Вот они-то и доставили меня и Жаклин в город…

Ближе к завершению рассказа, после каждого слова капитана взгляд графа Артемьева становился всё суровее и внимательнее. Однако он не прерывал раненого, слушал, не шелохнувшись, только крепко сжимая руки. Граф приподнялся, сам того не замечая, и встал. В его голосе зазвучали стальные нотки.

– Ну а потом что?

Оказывается, Флоран и Анжели служили советниками в войске самозванца. Они и подсказывают Пугачёву, как правильно рассчитывать силы и проводить то или иное сражение!

– Значит он, этот сволочной француз таким образом мстит мне?

– Всё, что он сказал мне относительно вас и Машеньки, я передал только что слово в слово, – прошептал Барков, будучи уже не в силах говорить громко.

Граф выпрямился.

– Демьян! – гаркнул он, глянув грозно на помертвевшего и побелевшего слугу. – Значит, так ты «похоронил» того проклятого француза?

– Барин, не серчай! – пролепетал несчастный слуга, обман которого так неожиданно открылся.

– Ты предал меня, Демьян! – прорычал потрясённый граф, багровея, а его руки самопроизвольно стали шарить по бокам в поисках оружия. – Я тебя уничтожу! Я тебя…

Не нащупав на себе оружия, красный от ярости Александр Прокофьевич схватил табурет, на котором только что сидел и бросился на слугу.

– О Господи, Ляксандр Прокофьевич! – захныкал Демьян, даже не заметив, что табурет разлетелся на куски, ударившись о его голову. – Убей, изничтожь меня, Ляксандр Прокофьевич, ибо заслужил я кару от ручек ваших справедливую!

– Пошёл вон, с глаз моих долой, скотина! – рявкнул граф раздражённо. – И не попадайся мне на глаза, увалень безмозглый. Вымахал как дуб столетний в шесть обхватов, а ум весь в напёрсток уместил!

– Прибей меня, Ляксандр Прокофьевич, только не гони от себя, Христом Богом молю!

Демьян, стоя на коленях, ревел, как раненый медведь, размазывая по щекам крупные