Руарт.

Он пролетел над жерлом, а потом спустился и сел на камень со мной рядом.

— Скажи Флейм, — холодно обратилась я к нему, — Что если… если мы выберемся из этой передряги живыми, я придушу ее своими собственными руками. Понятно? Скажи ей это!

Руарт только посмотрел на меня. Выглядел он ужасно. Должно быть, он уже давно не чистил перышки, они казались взъерошенными и пыльными. Бедняжка выглядел поникшим и усталым. Я вздохнула и сказала более ласково:

— Только вряд ли она прислушивается к твоим словам больше, чем к моим, верно?

Руарт только покачал головой и принялся возбужденно чирикать.

Я перебила его:

— Догадываюсь, что ты пытаешься мне сообщить. Тут ничего не надо объяснять: я точно знаю, что она сделала, эта лупоглазая цирказеанская девка… Попадись только она мне в руки! — Я вздохнула. — А тебе я все равно благодарна за то, что ты меня нашел. Есть еще что-то, что ты должен мне сказать?

Руарт кивнул.

Я задумалась: что, на его взгляд, мне следовало бы знать?

— После того как нас схватили, Флейм отправилась к хранителям?

Руарт снова кивнул.

— И они подтвердили, что собираются напасть на Крид? Новый кивок.

— Это хорошо. Только мне нужно знать когда. Сегодня? Руарт покачал головой и поднял лапку с двумя растопыренными когтями.

— Через два дня? — спросила я, моля богов, чтобы это не означало две недели.

Руарт снова кивнул.

Хотелось бы мне, чтобы нападение на Крид произошло скорее… Что, черт возьми, заставляет Датрика терять время? Может быть, он надеется, что Янко-Мортред снова появится в «Приюте пьянчуги» и тогда с ним, когда у него за спиной не будет целого отряда бывших силвов и дун-магов, окажется легче разделаться. Но ведь наверняка Датрик уже сообразил, зачем вообще Мортреду понадобилось наниматься слугой в гостиницу: это был идеальный способ следить за всеми, кто только появлялся на косе Гортан. Любой, кто хоть что-то собой представляет, рано или поздно появится в «Приюте пьянчуги». Мортред в ожидании полного восстановления своей силы желал знать, что происходит на всех Райских островах, — и где, скорее всего можно узнавать новости, как не в гостинице? Однако теперь всем стало известно, что он дун-маг, и обличье слуги потеряло свою пользу. Датрик, поговорив с Флейм, не мог не понять, что Мортред в Гортанскую Пристань не вернется.

Потом у меня возникла другая мысль: может быть, задержка связана с моим исчезновением. Датрик ведь говорил, что для успешного нападения на деревню дун-магов ему требуется помощь кого-то, обладающего Взглядом. Может быть, лишившись меня, он решил подождать до тех пор, пока не найдет мне замену. Ах, какая в этом была бы ирония судьбы… Впрочем, такое случалось со мной слишком часто, чтобы можно было удивляться.

В конце концов, я оставила попытки догадаться о резонах Датрика и снова стала расспрашивать Руарта:

— Когда должно произойти нападение? На рассвете? — Руарт кивнул: я с первого раза попала в яблочко.

Я задумалась о том, что мне следовало бы сообщить Руарту. Наконец я рассказала ему про Эйлсу и добавила:

— Теперь мне нужно знать, что делать, если мне и правда удастся сегодня отсюда сбежать. Мне нужно знать, где найти Флейм и Тора. Ты… э-э… ты знаешь, что Мортред собирается заставить Флейм сделать с Тором?

Птичка покачала головой, и тогда я рассказала о планах злого колдуна. Если бы птицы могли бледнеть, я сказала бы, что Руарт побледнел. Я спросила его, говорил ли он с Флейм с тех пор, как она явилась в Крид.

Руарт покачал головой.

— Проклятие! Значит, придется дожидаться Эйлсы и того, что она расскажет.

Руарт разразился громким чириканьем, которое совершено ничего мне не говорило. Я только в расстройстве смотрела. Тогда он спрыгнул на песок у моих ног и принялся писать на нем клювом. Буквы выходили кривыми, и к тому же он частично стирал их лапками, но все же мне удалось прочесть: «Лечу в Крид найду Тора».

— Что ж хорошо. Только будь очень, очень осторожен, Руарт. Возможно, ты все равно не сможешь добраться до Тора — его, наверное, Флейм и Домино уже отвели в камеру пыток. Или он где-то в помещении для рабов — приходит в себя после того, что должна была с ним сделать Флейм.

Руарт кивнул.

— И вот еще что: постарайся уговорить ее покинуть Крид.

На это он ничего не ответил. Расправив крылья, блеснувшие яркой синевой, Руарт вспорхнул и улетел.

Я задумалась о том, как ему удалось меня найти. Если он не виделся с Тором, то, скорее всего, подслушал какой-то разговор обо мне дун-магов. Все равно Руарт молодец: так быстро найти это проклятое жерло… Что касается Руарта Виндрайдера, в одном я была уверена: он очень умен. В остальном же он оставался для меня загадкой.

Я, конечно, доверяла ему, но составить представление о его характере мне не удавалось. Да и как иначе, раз языка его я не понимала и все, что он говорил, мне переводила Флейм. Флейм, которая его любила… Я не могла даже догадываться о том, что Руарт думает, по выражению его лица: ведь лица-то у него не было. Не могла я и представить себе, каково это — быть человеком, замурованном в птичьем теле… родиться птицей.

В добавление ко всем загадкам для меня совершенно непонятной оставалась их взаимная любовь. Как можно влюбиться в кого-то, кто принадлежит к другому виду? И все же этих связывала любовь в самом полном смысле слова, за исключением физической близости. Меня часто трогало то, как беспокоился Руарт о Флейм, и иногда проявления его нежности были совершенно человеческими, но в других случаях, когда он, например, ловил мошек — я видела в Руарте лишь чисто птичьи черты; тогда я не могла воспринимать его как человека и была не в силах представить себе, как способна Флейм испытывать к Руарту не только сочувствие, но любовь. Когда-нибудь, обещала я себе, я непременно научусь языку дастелцев. Тогда, может быть, мне удастся понять, каким образом такая красавица, как Флейм, влюбилась в птичку, свободно умещающуюся на ее ладони.

Ко времени возвращения Эйлсы вода начала с шумом заполнять жерло. Я солгала бы, если бы сказала, будто не надеялась, что Эйлса скоро вернется и освободит меня. От одной мысли о том, что мне придется провести ночь в полной воды — и кровяных демонов — воронке, у меня от страха начинали шевелиться волосы. В темноте ведь их не увидишь…

Беда только была в том, что Эйлса вернулась не как моя освободительница, а как пленница. Мне так никогда и не удалось узнать, где и при каких обстоятельствах ее схватили; подозреваю, что стражник, посланный сменить того, которого Эйлса убила, увидел и поймал ее. Она ведь не имела опыта наемницы вроде меня: не умела прятаться, предвидеть поступки врагов, заботиться, прежде всего, о собственной безопасности…