— А мне больше нравятся щеки, — задушевно сообщил он. — Всегда для начала добыче лицо обгладываю!

Глава восемнадцатая

— А мне понравится, если ты в сторону от него отойдешь, — раздался уверенный мужской голос. — Простите за патетику или даже плагиат, но по-другому тут не скажешь.

Их было трое — двое мужчин и одна женщина, вернее, девушка. Они шли к нам, держа наизготовку помповые ружья, по-моему, «Бенелли». Впрочем, может, и не «Бенелли», тут я могу ошибаться.

Но одно мне стало понятно сразу — шансы на то, что я все же увижу сегодняшний рассвет, здорово подросли. Одного из троицы я знал, это был Павел. Ну а двое остальных, скорее всего, его коллеги.

— Вот и кавалерия, — хмыкнул я и глянул на озадаченного Сашка. — Нет, приятель, не есть тебе меня, вкусного.

Ну кто меня за язык тянул, а? Реакция оборотня на данные слова последовала почти моментально — он зарычал, причем совершенно по-звериному, из пальцев рук, как лезвия из рукояти выкидного ножа, выскочили толстенные и очень острые когти, да и лицо перестало напоминать человеческое, особенно зубы. Жуткое зрелище, надо признать. И самое главное — все это буднично как-то произошло, моментально. Не скажу, что я особо сильно верил голливудским лентам, в которых человек в волка перекидывается с криками, воплями, раздиранием одежды, обрастанием мехом и непременной луной за спиной, но все же подсознательно ждешь чего-то такого. А тут — раз — и все, был человек — стало невесть что. И это невесть что нацелилось мне своими когтями брюхо вспороть, между прочим.

Бахнул выстрел, и Сашок, моментально утративший свой жутковатый облик, покатился по траве, завывая на все лады. Майка на плече у него окрасилась кровью, причем то ли от отсвета костра, то ли по какой-то другой причине она была не красной и не багровой, а прямо-таки черной.

— Говорил ведь. — Укоризненно покачал головой Павел, передернув цевье. — Дормидонт, ты же понимаешь, что у нас в ружьях за патроны?

— Догадываюсь, — проворчал старик. — Вот только, дьяки, вам тут не место. Это мой дом. Моя земля. И я в своем праве, ясно? Хочу — милую того, кто против моей стаи пошел, хочу — казню.

— Так-то оно так, только этот человек на твою землю пришел не добром, — подал голос спутник Михеева. — Твои дети силой его сюда привезли.

— Зато после он двоих из них чуть не убил! — рявкнул вожак. — И тем самым нанес мне смертельную обиду, за которую я вправе с него виру требовать.

— Силен. — Глянул на меня Павел. — Чего, серьезно?

— Да его детей и ломом, похоже, не убьешь, — подал голос я. — Вон они, оба двое. Один рядом лежит, вторая на крылечке сидит. А еще они меня оскорбляли всяко и унижали путем втаптывания в грязь человеческого достоинства, потому и пришлось прибегать к насилию. Так-то я бы и не подумал ничего такого устраивать. Я же смирный, как теленок.

— Врет! — прорычал Ратмир, с ненавистью глянув на меня. — Это все ложь.

— Да? — возмутился я. — А если в тарелку с едой плюнут на твоих глазах, а после тебе ее протянут со словами «жри, скотина», то ты как отреагируешь? Не знаю, как у вас, оборотней, а у нас, людей, за подобные вещи убивают, если не физически, то хотя бы морально. Это вопрос самоуважения.

Дормидонт повернулся к нам и уставился на Сашка, который мигом перестал выть, хоть ему, похоже, было очень больно. Переглядки, впрочем, длились недолго — сначала Сашок отвел взгляд в сторону, а затем кивнул.

— Вот! — обличительно заявил я. — Потому, Павел, если тут и есть чье право, то только мое. Я с любой стороны пострадавшая сторона, которая имеет право требовать справедливости и возмездия. Меня похитили, всячески оскорбляли, а под конец съесть собрались. Вот этот пожилой товарищ собирался мою печень лично употребить в пищу. И не приди вы мне на помощь, то так и случилось бы.

— Плохи твои дела, Дормидонт, — как-то очень недобро произнес Павел, снова поднимая ружье. — Ой как плохи. Прав Хранитель кладов, с любой стороны ты крайним получаешься. Причем ты ведь сам это знаешь, верно?

— Если я не прав, то отвечу. — Тряхнул седой гривой волос вожак. — Но не перед тобой, дьяк. Ты не из наших.

— Так и я не из ваших. — Меня просто как распирало изнутри. Вот умом понимаю, что надо помолчать, а слова словно сами наружу рвутся. Уже и Стреча с Нестречей на груди зашебуршились, как бы давая мне понять, что я лезу не в свое дело. — Я скорее их. Хранитель кладов принадлежит как Ночи, так и Дню, мне это давно растолковали, потому — ошибочка вышла. Я в их юрисдикции, и отвечать, хрен ты старый, тебе все же придется, причем именно им.

— За выражениями следи, — осек меня напарник Павла, сравнительно молодой крепкий мужчина со шрамом на щеке. — Вежливость пока никто не отменял, особенно по отношению к тем, кто куда сильнее и старше тебя.

— Прошу прощения за грубое слово, — поправился я. — Но в целом-то все верно было сказано. Вы — власть, вы обязаны защищать граждан от насильственных действий и наказывать правонарушителей. Эту компанию в суд не потянешь и в тюрьму не посадишь, верно? А они при этом все равно крайне социально опасны. Сегодня я, завтра еще кто-то, возможно, даже ребенок. Вывод? Нужны соответствующие меры социальной защиты. Кстати, если вы меня наконец отвяжете и дадите одно из ружей, я и сам могу их перебить, не вопрос. Следом дом подпалим, а потом мотнемся в город и последнего добьем.

— Какого последнего? — удивился Павел. — Стая Дормидонта вроде вся тут.

— Я приношу свои извинения Хранителю кладов. — Повернулся ко мне старик. — Я признаю то, что был не прав в своих поступках и мыслях, потому готов выплатить ему виру или же принять ту участь, что он мне приготовит. Но вина это только моя и больше ничья, стая в них неповинна, поскольку выполняла то, что я им велел. Эти слова слышит мать наша Луна, эти слова слышит отец наш Велес.

— О как, — удивленно произнес напарник Павла, опуская ружье. — Так быстро? Даже без стрельбы и драки? Ну надо же!

— Отец! — зарычал Ратмир. — Ты что творишь?!

Я, если честно, не слишком понимал, почему все так реагируют на сказанное вожаком. Нет, то, что Дормидонт, похоже, кинулся в какую-то очень нетипичную крайность, сообразил, но этого было мало. Мир Ночи