Нет, решил я, я должен разобраться во всем сам. Сам. В конце концов, возможно ведь, что я попросту заблуждаюсь. И я не хочу, чтобы из-за моей ошибки пострадал близкий мне человек.

Когда я открыл глаза, за окнами уже стыл белесый, мутный день. Двигаясь как сомнамбула, я оделся, умылся и побрился. Дворецкий принес последние новости: Люсьен еще держится, его мать по-прежнему без сознания, Альбер, которого послали за подмогой, как в воду канул. Я стиснул челюсти и ничего не ответил.

Полина принесла мне в комнату завтрак, который, учитывая время, правильнее было бы назвать обедом. Без особой охоты я поел. Мне надо было решиться на что-то, а я медлил, как последний трус. Впрочем, наверное, я и в самом деле трус.

Пришел Ланглуа, пожурил меня за то, что я вчера не смог поймать Кэмпбелла. Я огрызнулся, что, если он считает себя таким умным и ловким, пусть сам его и ловит.

– Однако, коллега, – воскликнул математик, всплеснув руками, – я просто не узнаю вас! Что с вами такое, в самом деле? Или чертов замок так на всех действует?

– Полно вам, Жан-Поль, – проговорил я, выдавив из себя подобие улыбки. – Лично я не нахожу в сложившейся ситуации ничего хорошего.

– Да, – вздохнул математик, – все это так прискорбно… У всех, скажу вам по секрету, руки опустились, даже у нашей полицейской дамы… – Он наклонился ко мне. – Вы слышали, что Филипп Бретель сидит в комнате госпожи графини с ружьем и даже нос оттуда боится высунуть? Из комнаты выходит только его жена. – И он засмеялся.

Сам не знаю почему, но я вдруг почувствовал к нему острую неприязнь.

– Вы так говорите, словно сами не пострадали из-за мерзавца Кэмпбелла, – съязвил я. – Как ваша голова, Жан-Поль? Не болит?

Ланглуа посерьезнел, стал уверять меня, что он не имел в виду ничего особенного, но у меня уже пропала всякая охота слушать его. Я поднялся с места.

– Куда вы? – спросил Ланглуа.

– Пойду одолжу табак у актера, – ответил я. – Он все еще в покоях мадам Дюпон?

– Кажется, да, – отозвался Ланглуа. – Постойте, я могу одолжить вам свой табак, если хотите!

– Спасибо, – отозвался я, – но у Массильона табак лучше.

На самом деле мне нужен был вовсе не табак и не актер, а Амалия. Когда я пришел, она сидела возле постели мальчика и смотрела на него скорбным, сосредоточенным взглядом, от которого мне сделалось не по себе.

– Как он? – шепотом спросил я.

Амалия мотнула головой, показывая тем самым, что любые вопросы бессмысленны.

– Без изменений, – одними губами произнесла она.

Я медлил уйти, и это, должно быть, насторожило ее. Она захотела узнать, в чем дело. Что ж, у меня было что рассказать ей. Чудесное заживление руки не давало мне покоя, и я без утайки поведал Амалии обо всем, что со мной произошло. По-моему, она заинтересовалась. Она осмотрела мою руку и отпустила меня, а я отправился искать Матильду. Мне надо было узнать у нее кое-что.

Матильда сидела в кресле возле камина, читая книгу. Кажется, томик стихов, но в тот момент мне не было до них дела.

– Мадам Коломбье, – собравшись с духом, проговорил я, – я хотел бы поговорить с вами.

– О чем же, Арман? – спросила она, не поднимая головы.

Я прекрасно знал, о чем буду говорить с ней, но не представлял, с чего начать. Наверное, я слишком любил ее и оттого не хотел обидеть ничем – даже словом, даже невольным подозрением. Я поглядел на огонь, но он тоже не был в силах мне помочь. Матильда, опустив книгу, следила за каждым моим движением.

– Вы ведь знаете, – наконец промолвил я, – что произошло нынче ночью. С Люсьеном.

– О да, – серьезно промолвила Матильда. – Бедный мальчик!

– Да… да… – пробормотал я и откашлялся. – Дело в том, что я… Когда убийца выстрелил, я бросился за ним…

– Сие мне известно, – с легкой иронией отозвалась Матильда. – И что же, вам удалось его поймать?

Ей не следовало так говорить со мной. Поневоле я начал злиться.

– Нет, – сухо ответил я, – я не смог догнать убийцу. Но когда я шел обратно, то в одной из комнат обнаружил одежду, в которой он был. Нашел плащ – обыкновенный черный плащ с меткой Б. К. А за его подкладку зацепилось вот что…

И я протянул Матильде небольшой золотой брелок в форме книжки.

– Узнаете, Матильда? – спросил я, следя за ее лицом. – Именно этот брелок я подарил вам на день рождения два месяца тому назад. Ну, и что вы мне скажете теперь?

Я увидел, как кровь отхлынула от щек Матильды, а ее лицо сделалось мертвенно-бледным.

– Нет, – прошептала она, – не может быть!

– Еще как может, – с ожесточением проговорил я. – Но, может быть, вы мне все-таки объясните, как ваш брелок попал к убийце?

Мои слова, казалось, привели Матильду в чувство. Дрожащей рукой она провела по лицу.

– Да, – зашептала она, – да. Клянусь, Арман, я все вам объясню! Только… – Она замялась. – Скажите, вы уже говорили кому-нибудь о брелоке… о своей находке?

Ее вопрос мне не понравился, и я не счел нужным скрывать это.

– Пока – никому, – очень холодно промолвил я. – Но я могу и передумать… мадам Коломбье.

– Да-да, – закивала она, – я понимаю. Но Арман! Вы даже не представляете, в какую дьявольскую ловушку я попала!

– Так расскажите мне, – отозвался я. – Но сначала ответьте: не вы ли случаем стреляли в Амалию, но угодили в ребенка?

Теперь лицо Матильды залила краска гнева.

– Как вы смеете, месье Лефер! Я считала вас человеком чести! Ваши подозрения… они просто бессмысленны! Ведь тогда, когда появился убийца, я была в гостиной вместе с Гийомом и месье Ланглуа! Если вы не верите мне…

– Верю, – кивнул я, – верю. Если бы я совершенно точно не знал, что убийцей в плаще были не вы, я бы тотчас же отправился к мадам Дюпон и обо всем ей рассказал. – Матильда смотрела на меня широко распахнутыми глазами. – Вот видите, Матильда, я доверяю вам. И вы… вы тоже должны научиться доверять мне. Но брелок… – Я качнул им в воздухе. – Каким образом он оказался у убийцы?

– У Кэмпбелла? – безнадежно переспросила Матильда. – Да, я думаю, вы вправе знать, Арман. Дело в том… – она замялась, – что я подарила брелок ему.

Я остолбенел. Итак, она настолько мало дорожила моим подарком, что отдала его… отдала этому проходимцу, этому жалкому негодяю… Но зачем? Зачем?

Матильда устало вздохнула.