— Черт и все дьяволы! — выругался Алистер.

— Тейлор и Блекторн.

Майкл кивнул:

— Бейбери и Меррик обсудят завтра детали с вашими друзьями.

— Буду ждать этого с нетерпением, — сказал Регмонт, обнажая зубы в неком подобии хищной улыбки.

— Но не с таким нетерпением, как я.

«Мой бесценный, признаюсь, что весь день думала о тебе таким образом, что тебе бы это понравилось. Молю Бога, чтобы и ты с нетерпением ждал встречи».

Ахерон заворчал, приподнявшись на своей подушке у ног Джессики. Она перестала писать и сидела с пером, поднятым над листком бумаги, потом, хмурясь, наклонилась к крошечному мопсику.

— Что тебя беспокоит?

Он снова издал такой же звук, означавший неудовольствие, потом вскочил и бросился к двери, ведущей на галерею. Запрыгал, а потом начал носиться кругами. Джессика захватила шаль на случай, если собачке захочется облегчиться и ей придется выйти с ней на ночной холод. Песик прижал ушки к голове и снова заворчал. Но теперь это был жалобный скулеж, и он сделал лужу на полу.

— Ахерон, — сказала Джессика укоризненно.

В ответ собачка заскулила.

Джессика взяла приготовленное на этот случай полотенце с умывальника в углу и направилась к двери. Приблизившись к ней, она расслышала гневный мужской голос, говоривший на повышенных тонах. Она уронила полотенце в крошечную лужицу и повернула дверную ручку. Без заглушающей звук плотной двери голос слышался много яснее, и Джесс тотчас же распознала его источник. Он исходил из комнат Эстер.

— Неудивительно, что ты расстроился, — пробормотала она, обращаясь к Ахерону, и бросила шаль на стул. — Оставайся на месте.

Джессика стремительно зашагала по коридору. Голос Регмонта становился все громче.

В животе у нее завязался узел, и вспотели ладони. Этот страх был ей знаком с детства, и она старалась дышать ровнее, чтобы преодолеть его.

— Ты меня унизила! Все эти недели… ты путалась с Тарли… Я не потерплю, чтобы ты наставляла мне рога!

Она не могла расслышать тихих возражений Эстер, но то, что та говорила быстро, означало гнев сестры или панический страх. Когда послышался грохот, Джессика ринулась к двери и рывком распахнула ее.

Боже милостивый…

Ее сестра в ночной рубашке стояла посередине комнаты. Лицо ее было бескровным, губы белыми. Глаза на исхудавшем лице казались огромными и полнились ужасом, столь хорошо знакомым Джессике. На виске ее темнел свежий синяк.

Регмонт стоял спиной к двери с руками, сжатыми в кулаки. Он был полностью одет, как для светского вечера, и от него пахло вином и табаком. Пристенный столик был опрокинут, а украшавшая его декоративная ваза разбита вдребезги, и ее осколки валялись на полу. Он наступал на Эстер. Джессика выкрикнула его имя.

Он замер, и спина его теперь казалась окаменевшей.

— Уходите, леди Тарли. Вас это не касается.

— А я думаю, милорд, что это вам надо уйти, — ответила она, чувствуя, что дрожит. — Ваша жена носит вашего ребенка и должна выполнять распоряжения доктора не волноваться.

— Неужто он и впрямь мой? — рявкнул он, обращаясь к Эстер. — Сколько мужчин здесь побывало?

— Уходи, Джесс, — взмолилась Эстер. — Беги!

Джессика покачала головой:

— Нет!

— Ты не можешь постоянно спасать меня!

— Регмонт, — голос Джессики прозвучал, как удар хлыста, — пожалуйста, уходите.

Регмонт повернулся к ней, и Джесс почувствовала, как сердце ее остановилось. Его глаза были налиты кровью и полны злобы, точно такой же, какую ей случалось видеть в глазах Хэдли, когда тот решал использовать свои кулаки по отношению к кому-нибудь, кто не мог дать сдачи.

— Это мой дом! — зарычал он. — А вы… вы явились сюда со своими повадками шлюхи, чтобы запятнать мое доброе имя. И теперь ваша сестра желает последовать вашему примеру. Я этого не потерплю!

Джессика почувствовала рев крови в ушах, заглушающий его язвительные слова, но осознала угрозу, а прошлое научило ее вести себя осмотрительно. Комната завертелась у нее перед глазами. Она прежде уже переживала подобное. Слышала точно такие же слова.

Столько раз…

Страх прошел так же быстро, как и накатил на нее. Она испытывала странное спокойствие. Не была напугана, потому что больше не была той одинокой девочкой. Алистер убедил ее в том, что она сильнее, чем думала. И знала, что Алистер пришел бы к ней на помощь, как только она послала бы за ним. Регмонту пришлось бы заплатить за эти свои развлечения.

— Ударьте меня, — сказала Джессика, — и это станет самой большой ошибкой в вашей жизни.

Регмонт рассмеялся и замахнулся на нее.

Майкл вскочил на лошадь и теперь смотрел на Алистера, который сделал то же самое.

Яростное и раздражающее ощущение бессилия подстегивало его возбуждение. Он хотел получить назад свой платок, черт возьми! Он хотел получить Эстер. Он желал Регмонту смерти с такой яростью, которая испугала его самого.

— Скажи что-нибудь! — крикнул он Алистеру, не произнесшему ни слова с момента, когда Майкл бросил вызов Регмонту.

— Ты идиот. Ну, убьешь ты его на дуэли! И что дальше?

Алистер пришпорил коня, стараясь поскорее удалиться от джентльменского клуба Ремингтона.

— Тебе удастся избежать наказания, если ты сбежишь из страны. Но твоя семья от этого пострадает. Эстер возненавидит тебя за то, что ты отнял у нее мужа. Джессика придет в ярость, и эта ярость обрушится на меня за то, что я каким-то образом, хоть и косвенно, оказался причастным к этому безумию. Неужели ты почувствуешь себя лучше?

— Ты понятия не имеешь о том, что я чувствую! Что это значит — знать, что ей нужна помощь, а я не могу ничем помочь!

— Неужели не имею понятия? — тихо спросил Алистер, бросая на друга взгляд искоса.

— Нет, не имеешь. Как бы ты ни завидовал счастью моего брата, ты уж по крайней мере знал, что он заботится о Джессике и ее благополучии, что она с ним счастлива. Тебе не приходилось ежеминутно гадать, не поднял ли он на нее руку. Не напугана ли она до смерти, не ударил ли он ее…

Алистер так сильно рванул поводья, что его лошадь протестующее заржала. Стук копыт по булыжной мостовой в темноте напоминал раскаты грома. Мерин взволнованно загарцевал, а потом повернул назад.

— Что ты сказал?

— Он ее бьет. Я это знаю. Я догадался об этом, наблюдая за ними, да и моя мать думает то же самое.

— Черт возьми! — Ярость в голосе Алистера нельзя было спутать ни с чем. — И ты позволил ему уехать? Что, если он уже дома?

Гнев Майкла дошел до точки кипения.