Больно…

Я с трудом перевернулся на живот. Приподнялся. Помог встать Ирине, бросив на ее лицо лишь один короткий взгляд и гут же отвернувшись, чтобы не видеть стынущий в ее глазах синий лед. Даже сейчас, когда нас чуть не убили раз сто подряд, даже сейчас она смотрела в глаза Богу.

Не могу сказать, что это неправильно — может быть, как раз так и надо, может быть, только благодаря этому мы все еще живы. Но мне почему-то не нравится.

В конце концов, Богу — богово, а человеку — земное…

А, может быть, мне просто хотелось в последний раз взглянуть в чистые зеленые глаза и увидеть в них человека, увидеть душу Ирины, а не нагромождение холодных колючих айсбергов посреди застывшего моря жизни… Почему именно в последний? Да потому что я это чувствовал.

— Быстрее, пока они не опомнились!

Выскочили мы как раз вовремя. Еще немного, и посланная с одной из вышек пулеметная очередь превратила бы нас в консервированный фарш. А так пострадала одна только машина. Но с нее крупнокалиберные пули взяли все, что могли: части оборудования, лохмотья брони, обломки сидений летели во все стороны.

Основательно прощупав исходящие слабым дымком останки машины, пулемет умолк. Но зато за дело вновь взялись автоматчики. Поздно! Перевалившись через невысокий бетонный блок, мы уже скатились вниз, укрывшись среди беспорядочного нагромождения обломков, оставшихся на месте разобранного на стройматериалы старого дома. Пули только бесполезно разорвали воздух, бессильно плющась о бетон и высекая искры о ржавые крючья торчавшей здесь и там арматуры.

— Твою мать… — жадно хватающий ртом воздух Хмырь со стоном присел на корточки. — Чтоб я еще раз с тобой связался… Чтоб я еще раз тебя послушал… Да пропади оно все пропадом. Хватит с меня таких потрясений!.. Следующий раз, Молчун, если начнется конец света, будь любезен: не говори мне об этом…

— Спасибо, — немного невпопад выдохнул я, стараясь унять неожиданно навалившуюся омерзительно-мелкую дрожь. — Бутылка с меня…

И будто подтверждая мое обещание, над нами, сшибая на головы пыль и годами копившийся здесь мусор, простучала очередная автоматная очередь.

Некоторое время Хмырь молча смотрел на меня, будто сомневаясь в сохранности моего рассудка. Потом громко фыркнул:

— Умник хренов… Чем шутки шутить, лучше подумай: почему эти парни так рьяно хотели нас достать?

— Потому что мы… — заученно начал было отвечать я. И замолчал, не договорив.

А в самом деле, почему?..

Разве церковь не предупредила их? Разве они не знали, что в машине, которую они с таким энтузиазмом обстреливали, едет величайшая ценность и надежда нашего мира — живой мессия?.. Не могли они не знать. Но даже если не знали, то почему тогда так рьяно преследовали обычного нарушителя и угонщика? Почему даже сейчас, чтобы выкурить нас из этих развалин, они не жалеют серебра? Почему, оттеснив в стороны грузовики, через ворота сейчас выруливает машина, наплевавшая на непосредственный запрет армейцам при любых обстоятельствах покидать пределы периметра? Почему мне кажется, что я слышу рокот пробудившегося ото сна танкового двигателя? Почему?..

Перед моими глазами яркой вспышкой озарения мелькнуло мертвое тело убитого точным ударом ножа инквизитора, моментально сменившееся короткоствольным автоматом в руке бездушного. Следом всплыли из памяти краем уха слышанные когда-то обрывки старых слухов. И наконец, последним кусочком мозаики стала когда-то бросившаяся мне в глаза явно военная выправка антипода Матери Ефросиний — Леонида Еременко…

Нет. Не может этого быть. Наверное, удар по голове окончательно вышиб мне мозги…

Вот только факты — вещь упрямая. Особенно если они подкреплены предчувствием.

— Почему?.. — потерянно переспросил я. И тут же сам шепотом ответил на свой вопрос, искренне надеясь, что ошибся и бывший инквизитор его с негодованием отвергнет: — Армия?

Но он только кивнул:

— Ваш отец Василий совсем мышей не ловит. Искать ростки тьмы прежде всего следует не среди населения, а в рядах силовых структур. Именно там они стремятся угнездиться прежде всего. И именно там приносят наибольший вред. Особенно это касается армии. Инквизиция, как инструмент света, и Управление в силу своей направленности вовне для целей зла малоперспективны. А вот армия — это да…

Хмырь оторвался от бетонного блока, за которым прятался, и выглянул. Почти сразу же над его головой простучала автоматная очередь. В ответ коротко рявкнул пистолет бывшего инквизитора.

— Но лекцию о тьме и методах борьбы с ней я тебе еще успею прочитать… А сейчас не скажешь ли ты, что делать дальше? Ты как-то умолчал об этом, когда излагал свой план… Не веришь мне?

Бывший инквизитор был прав. Об этом я действительно промолчал. Но не потому, что не верил или не доверял. Как я могу не верить ему после того, что он сделал ради меня и Ирины? Если б не он, мы бы ни за что не смогли выбраться из города. Если б не он, мы были бы уже мертвы…

Я не сказал ему потому, что мой план этого не предусматривал. Сейчас, когда мы выбрались за черту зоны, нам должно было спокойно встать и пойти куда заблагорассудится, избегая разве что только случайных встреч с заблудившимися чистильщиками да, вполне вероятно, пущенной по нашим следам облавой.

Как справиться с отдельными чистильщиками и как избежать облавы, я знал. Но что делать в случае, когда по нашим следам, кажется, ломанулась добрая половина челябинской дивизии — такого пункта в моей задумке попросту не было.

Ограниченность мышления. Я не сообразил, что не только мне позволено нарушать установленные правила.

Через широко распахнутые ворота один за другим пробегали вооруженные уже знакомыми мне короткоствольными автоматами солдаты.

Надо было что-то делать. И делать быстро.

Решение пришло мгновенно:

— Выводи ее!

— Что?..

— Ты был за городом? — коротко спросил я. — Правила поведения в мертвых землях знаешь?

— Не спец, конечно, но приходилось, — впервые я видел потерявшего уверенность Хмыря. — Ты хочешь, чтобы я…

— Ты выведешь ее, — решительно оборвал я. И зачастил лихорадочно и суматошно: — Идите вдоль того завала. Дальше — за кучей мусора. Там простреливаемая зона, и вам придется ползти. Но если будете осторожны — со стены вас не заметят. Потом за забором повернете за угол вон того дома. Дальше можно бегом… Уходите, пока не поздно. Быстрее!

— А ты?

— Остаюсь… — Я торопливо выстрелил еще несколько раз, прежде чем взвизгнувшая над самым ухом пуля заставила меня присесть. — Прикрою ваше отступление, пока патронов хватит. Отвлеку внимание.

Ирина вздрогнула. Выпрямилась. Лед в ее взгляде крошился в снежную пыль, и за ним проступала живая зелень испуганных глаз: