Он еще что-то говорил, но Данила не слышал. Перед глазами сама собой вставала картина: остатки человечества, прячущиеся в катакомбах, ветер, посвистывающий в развалинах, небольшие летающие корабли Улья над покинутыми городами, гетто для пленников… И миллионы бывших людей, ставших новыми слугами, рабочими и солдатами своей повелительницы: Великой Матери, Королевы земного Улья…

Рядом зашипело, он вскинул голову, избавляясь от наваждения, – двери стоящих вдоль стен контейнеров раскрывались.

– Выход! – крикнул Данила, ткнув Рэмбо кулаком в грудь. – Где портал выхода?! Давай туда!

Из контейнеров, будто дрожжевое тесто, полезли хамелеоны, преграждая путь, – почти бесформенные твари, с ложноножками и водянистыми глазами, плавающими в аморфной массе.

– Картографа надо бросать! – заорал Рэмбо и снова ткнул ногой в бок валяющегося на полу бородача. – С ним мы не успеем… если нас хоть раз укусят – станем частью их Вторжения!

Картограф услышал его, встрепенулся, поднял голову и уставился на Данилу стеклянным взглядом. Руку ему Астрахан протягивать не стал – мало ли, вдруг и вправду укусит? И внезапно недавний боевой товарищ, оскалившись, кинулся на Данилу. Тот успел отклониться, и Картограф отлетел в сторону. Поскользнувшись на хамелеоне, зашипел. Мгновение, и лицо его пугающе изменилось: как-то осунулось, стало хищным, чужим.

Тварь под его ногами, получившая в свое распоряжение человеческий генматериал, принялась интенсивно выращивать новое тело.

– Валим к порталу! – повторил Данила. – Маугли, ты в норме?

Мальчишка кивнул и, перепрыгивая через тестообразные субстанции, первым понесся к арке. Данила и Рэмбо, выхватив ножи, поспешили за ним.

Круглая плита-монета зажглась багрянцем – Улей признал Маугли своим.

– Что с бородатым стряслось? – выкрикнул Рэмбо уже возле самого портала. – Ты понимаешь?

Данила на ходу пожал плечами:

– Он уже не человек, вот и все. Слушай внимательно, Рэмбо. Ты – самый неизмененный из нас. Если я начну вести себя неадекватно, или если Маугли начнет… Значит, Ковчег до нас дотянулся. Тогда убей нас, понял?

– Хорошо, – согласился Рэмбо и вслед за мальчишкой шагнул в черную дыру портала.

* * *

Лукавый, бормоча себе под нос, вынимал Марину из кресла: извлекал трубки из вен – они быстро укорачивались и вновь становились шипами, – сдирал щупальца «медузы» с ее головы.

Девушка была жива, хрипела и мотала головой, но сделать ничего не могла. Положив ее на пол, профессор проверил пульс, оттянул веки, удовлетворенно кивнул и столкнул с постамента, а сам шагнул к креслу.

Шейх в два прыжка оказался рядом, отшвырнул от кресла профессора – тот споткнулся о тело Марины и приложился головой о горящий багровым черный столб.

Мансуров остановился напротив кресла. Марина вроде бы жива. Значит, Ковчегом действительно можно управлять, подключив свой разум… к чему? К огромному биокомпьютеру? Или это может сделать только измененный, «свой», а обычный человек сойдет с ума?

Искушение было слишком велико. На одной чаще весов – жизнь его дочери, управление непобедимой армией хамелеонов, биотиновый рынок, на другой – его жалкая жизнь, которая уже ничего не стоит…

Если он подохнет, ничего ведь не изменится? Поэтому надо рискнуть! Шейх взглянул на профессора и отпрыгнул от кресла: старый хрыч целился в него из пистолетика.

Пуля впилась в плечо, когда Шейх начал падать. Чертова сволочь! Берёг пистолет, говорил, патроны кончились…

Он откатился за постамент. Если сейчас сесть в кресло – профессор его там и пристрелит. Лукавый снова выстрелил, и Шейх, вскочив, рванул, петляя, к ближайшему черному столбу.

Тот загорелся ярче, трещина, что опоясывала его, расширилась – и то, что казалось массивным каменным блоком, начало с треском быстро вкручиваться в пол. Шейх оторопел: никакой это не камень, просто материал, смахивающий на него… И никакие это не столбы, а контейнеры, где хамелеоны спали в анабиозе!

Позади профессор Тарас Астрахан, выстрелив еще раз, сел в кресло.

Шейх оглянулся. Сейчас Лукавый станет частью корабля и быстро расправится с врагом при помощи хамелеонов. Сжав кулаки, Мансуров развернулся. Со всех сторон столбы, оказавшиеся полыми, расширялись и вкручивались в пол, выпуская из себя аморфные тела хамелеонов.

* * *

Портал привел их в огромный зал, похожий одновременно на пещеру и внутреннюю стенку желудка. Здесь было влажно и туманно, к центру тянулись черные «пальцы», которые шипели и светились красным. Маугли, сопевший рядом, наконец решился – ухватил Данилу за локоть и сказал:

– Говорящего нет. Можно, я с тобой буду?

Данила, лихорадочно оглядываясь, едва не рассмеялся, но тут за кривыми фразами плохо владеющего речью ребенка Сектора разглядел истинный смысл этих слов. Маугли хотел сказать, что хочет стать Даниле другом, настоящим боевым товарищем, хочет разделить его судьбу. Астрахан представил, как осенью попытается записать пятнистого в школу – если, конечно, еще будут школы, и криво усмехнулся:

– Конечно, мог бы не спрашивать. Мы идем вместе.

Маугли довольно кивнул.

– Я слышал Улей. Когда они вылупились. Услышал их, понимаешь?

– Я тоже слышал, – согласился Данила, – но думал, показалось. Что ж, значит, кто-то запустил процесс. Начал Вторжение. Надеюсь, это обратимо… Если Марина еще жива – хорошо, на одного соратника у нас больше.

– Она, типа, твоя девушка? – уточнил Рэмбо. Наемник, стоящий рядом, поворачивал голову из стороны в сторону, пытаясь понять, куда идти теперь.

– Да как тебе сказать… Ну, может, и типа того. По крайней мере, нам она не враг. А вот Шейх и мой отец – враги. Опасные.

– Думаю, насчет Шейха ты заблуждаешься. Если вы и враждовали, то теперь это в прошлом. Мансуров не доверяет Лукавому. Он пошел сюда, только чтобы спасти свою дочь и разобраться в происходящем. Девчонка чуть ли не с рождения на биотине, понимаешь?

– Тогда она не больше человек, чем Картограф или Марина. Или Маугли. Хорошо, хоть он пока не меняется. А еще я понимаю, что для нашей вражды нет срока давности. Либо я его убью, либо он – меня. Ладно, это пустые разговоры…

Данила смолк, когда раскосые глаза наемника вылезли из орбит, и обернулся. Каменные столбы – только какие они каменные, не камень это! – складывались спиралью, втягивались в пол, являя миру хамелеонов.

Только теперь они увидели кресло в центре зала, где кто-то корчился.

А еще – Шейха, полковника Алана Мансурова, давнего врага, который стоял далеко в стороне и глядел на кресло, сжимая кулаки.

Марины видно не было.

– Командир! – Рэмбо постарался перекричать гул и скрежет. Шейх услышал – обернулся, побежал к ним. – Что происходит?!