— Боже, — застонал он опять.

Макс начал задыхаться, не в силах поймать ртом воздух. Рот его открылся, язык вывалился наружу.

Затем послышался всхлипывающий стон, тело сотрясли конвульсии, Макс несколько раз содрогнулся и затих. Глаза его закатились.

Я почувствовал, как тяжело бухает мое бедное сердце, старый молот в тесной клетке груди, измученный перенесенным ударом. О, почему ты не разорвалось надвое в этот момент?

Гарри, застыв в молчании, не сводил глаз с моего сына. Наконец ему удалось разлепить губы.

— Г-господи, — еле сумел выговорить он. — Г-господи Иисусе!

Согнувшись над телом, он прижал ухо к груди Макса, внимательно прислушался, задерживая собственное дыхание, чтобы услышать дыхание Макса. И не услышал ничего. Сердце моего сына перестало биться.

Гарри резко выпрямился и с потрясенным видом уставился на труп. Затем выражение его лица изменилось — теперь он смотрел на Макса с бешенством.

И тут, выплевывая слова, которых я не забуду до самой смерти, которые характеризовали его как нельзя лучше, он прошипел:

— Ты — вшивый сукин сын. Мне же теперь не удастся вернуться в Бостон вовремя.

Возглас ужаса, который сорвался с его губ, более походил на женский крик, ибо тело Макса резко выпрямилось, глаза распахнулись широко и страшно, а пальцы вцепились в руки Гарри.

Тот инстинктивно отпрянул, пытаясь вырваться из этой хватки, но потерял равновесие и упал рядом с Максом.

Навзничь лежа на полу, судорожно хватая ртом воздух, задыхаясь, Гарри, не веря своим глазам, таращился на Макса.

— Сюрприз! — воскликнул тот.

Последовало минутное молчание. Затем Макс вскочил с пола, подошел к моему инвалидному креслу и положил руку мне на плечо.

— Извини, что напугал тебя, padre, — мягко произнес он. — Но мне хотелось показать этот прекрасный номер тебе, единственному человеку на земле, который может его оценить. Грандиозно получилось?

И склонившись ко мне, он поцеловал меня в щеку, затем отвернулся и направился к Гарри.

«Сынок, сынок, — спрашивал я его мысленно, — что ты задумал?»

А он уже объяснял происшедшее Гарри, тон его был ровным и дружелюбным:

— Позволь мне ответить на твои возможные вопросы. На первый вопрос: в капсуле содержался комплекс витаминов В. Эссенция горького миндаля была добавлена, чтобы ввести тебя в заблуждение. На второй вопрос: прекращение сердцебиения, в чем ты мог убедиться сам, это трюк, которому я научился в Индии у пандита[22]Кхая — факира, человека потрясающих знаний.

«Пандит Кхай! Конечно. Как я мог забыть об этом человеке?»

— И на третий вопрос: мой разрывающий сердце процесс умирания — а разве я не говорил тебе, что иллюзионист это прежде всего актер? Опытный, талантливый актер.

«Опыта у тебя не отнять, — сердито подумал я. — Вполне достаточно, чтобы едва не прикончить меня, дорогой сыночек».

Гарри наконец обрел способность членораздельно выражать свои мысли и чувства.

— Ты сукин сын! Грязный, отвратительный, нищий скотоложец, педераст!

— Ну, ты и впрямь заслуживаешь премии, — усмехнулся Макс. — Тебе удалось в одном предложении совместить самые разные человеческие пороки. Предвижу твое имя на страницах Книги рекордов Гиннесса.

Смешанные чувства владели мной. С одной стороны, хотелось отшлепать сына за доставленные мучения. С другой стороны, меня разбирал смех. Если бы мог, я разразился бы громким и совершенно искренним хохотом. (Меня всегда отличала тяга к несовместимому.)

Но Гарри, это казалось очевидным, не испытывал ни малейшей двойственности ощущений. Чувство, его обуревавшее, было стойким и однозначным: отвращение.

Резко тряхнув головой, он вскочил на ноги и решительно направился к двери, хотя шаги его были нетвердыми. Макс метнулся к столу и через мгновение стоял рядом с ним.

Когда Гарри дошел до входной двери, я услыхал негромкий щелчок замка. Наш гость схватился за ручку и попытался отворить дверь. Дверь не открывалась.

Гарри не обернулся. Я видел, что лицо его приняло напряженное, враждебное выражение. Затем внезапно охрипшим, дрожащим от ярости голосом он приказал:

— Отвори немедленно дверь, Макс.

Молчание.

Гарри резко обернулся, на его щеках вспыхнул гневный румянец.

— Отвори же эту чертову дверь! — закричал он.

Макс не проронил ни слова, не сделал ни одного движения.

Стиснув зубы, Гарри кинулся к столу.

В то же мгновение в руках Макса оказалась пара дуэльных пистолетов. Когда Гарри поравнялся с ним, он, не выпуская их, отступил в сторону. В это время его полыхающий злостью агент судорожно водил ладонями по поверхности стола, отыскивая механизм управления Дверью. Тщетно.

— Где эта штука, в конце концов, находится? — требовал он ответа у Макса.

Теперь агент пытался нащупать кнопку на нижней поверхности столешницы.

— Черт побери! — воскликнул он и уставился на моего сына.

Затем мстительная улыбка скользнула по его губам.

— Хорошо же, — прошипел он. — В таком случае я звоню в полицию.

Макс навел на грудь своего агента тот пистолет, что был зажат в правой руке.

— Я бы тебе не советовал, — проронил он.

Гарри от ярости едва не потерял дар речи.

— Еще одна из твоих идиотских шуточек? — почти беззвучно прорычал он.

Макс едва заметно улыбнулся.

— Хочешь убедиться?

Гарри ни в чем не был уверен: действия Макса были совершенно непредсказуемыми.

Телефонной трубки он не снял, хотя с трудом сдерживал гнев.

— Ты устроил весь этот театр — капсулы с ядом, притворная смерть — только для того, чтобы расквитаться со мной? — словно не веря себе, спросил он.

— Отчасти, — невозмутимо отвечав Макс.

— И вся эта вонючая болтовня насчет твоей драгоценной Аделаиды?

Вот тут Гарри допустил ошибку. Он в страхе отшатнулся, когда в ту же секунду Макс со страшным лицом приставил пистолет к его лбу.

Гарри выкрикнул что-то неразборчивое, Макс нажал курок, и пистолет оглушительно громко выстрелил.