ходим пострелять рябчиков, но чаще на рыбалку. Архипка оказался хлопцем очень везучим и поймал таки тайменя. Небольшого, но и не маленького — килограмма два весом. Но даже такого вытащить на берег оказалось не так легко. Таймень отчаянно сопротивлялся, повышая уровень адреналина не только у счастливого Архипки, но и у меня, стоящего по пояс в воде и готового схватить вожделенную добычу, лишь только удачливый рыбак подведет её поближе ко мне. В конце концов так и случилось. Я обеими руками ухватил рыбину и выбросил ее на берег. На берегу таймень оборвал леску и запрыгал, норовя вернуться в родную стихию. Но Архипка не зевал и как лев бросился на рыбину, прижал к земле и ловко схватил за жабры. Поплясав и поорав от радости мы двинулись к лагерю. Впереди гордо шествовал Архипка, я следом тащил снасти и арбалеты без которых, мы никуда от лагеря не уходили.

После поимки тайменя удача не покинула Архипку. Через три дня после памятной рыбалки, когда я кайлом долбил неподатливый золотоносный слой, от «колоды», где Архипка промывал очередную порцию песка и глины, раздался вопль. Бросив кайло я кинулся к другу, который, приплясывая, вопил как бегемот и размахивал чем-то зажатым в правой руке. Увидев меня, он закричал:

— Гляди Немтырь, что я нашел! — И протянул мне большой самородок. Я взял находку в руки и прикинул вес:

— Пожалуй с килограмм будет. Пойдем тяте покажем.

Мы бегом рванули в лагерь, где дед готовил обед.

— Тятя смотри, что Архипка намыл. — Подал самородок деду. Тот осторожно взял его, повертел в руках:

— Ишь ты, летна боль! Фунта на два потянет. Нутко идем посмотрим, что там еще есть.

Подойдя к «колоде» дед придирчиво осмотрел лежащие в желобе камни, выбросил их и открыл затвор, смывая оставшиеся песок и глину. Открывшаяся взору картина не могла не радовать. Зарывшись желтыми боками в оставшийся песок, лежали пять самородков общим весом граммов тридцать и блестели многочисленные золотые песчинки. Когда дед окончательно промыл все это добро в лотке и высыпал на холстинку оказалось, что «золотого запасу» у нас прибавилось, если не считать большой самородок еще граммов пятьдесят. Дед подтвердил мою догадку:

— Золотников десять-двенадцать будет. — И, глядя на Архипку, неожиданно сказал: — Ты паря теперь пасись, работай сторожко. Уж больно сильно тебе везет. Как бы не случилось чего.

Архипка, как и всякий мальчишка его возраста не слишком внимал нудным поучениям стариков. И как оказалось, совершенно напрасно. Через день, когда была его очередь подрывать берег, он увлекся и вырыл целую нору. Пытаясь, достать очередной камень он расшатывал его левой рукой, время от времени шуруя лопатой. В очередной раз, пытаясь расшатать неподатливый камень, получил по руке довольно большим булыжником упавшим сверху, и едва успел убрать голову из норы как обрушился свод.

Похоже, на этот раз Архипка израсходовал все свое везение отпущенное ему судьбой на это лето. Рука у него болела и скорее всего это был перелом. Если и не перелом, то наверняка трещина. Я приложил ему к руке две выструганные из толстой ветки дощечки и, порвав на бинты одну из рубах, перебинтовал поврежденную конечность. Отрезав от той же рубахи изрядный кусок в виде косынки, повесил раненую руку другу на шею.

— Так, Архипка постарайся больной рукой не двигать. — И спросил наблюдавшего за мной деда. — Тятя, что будем делать?

Тот помолчал, укоризненно глядя на бледного мальчишку, и наконец выдал:

— Домой собираться будем. Летна боль!

— Нет тятя. Архипку надо как можно быстрее к Бабе Ходоре доставить. Она полечит, а то мало ли что. Поэтому вы прямо сейчас с Архипкой о двуконь езжайте как можно быстрее. Ну а мы с Кабаем подождем с недельку. За неделю, я думаю, ты всяко обернешься. Заодно и припасов привезешь, ну и новостей из Сосновки не мешает узнать.

— А ты как же тут один?

— Во первых не один, а с Кабаем. Во вторых не такой я уж маленький и беспомощный. Ну ты, тятя, понял о чем я. Винчестер только мне оставьте.

— Ладно! Будь по твоему, летна боль. — После некоторого раздумья согласился дед. И стал собираться в дорогу.

— Да не расстраивайся ты так. — Сказал я дружку. — Ты там с Антохой и Платошкой займитесь и еще пацанов кто по умнее и надежнее привлеките. Я думаю, на будущее лето мы сюда на законном основании целой артелью приедем.

— А ты не боишься здесь один остаться?

— Боюсь, но не слишком. Побаиваюсь немного, но как говорят умные люди: «Что нас не убивает, то делает нас сильнее». Вот и я может посильнее стану.

Деду понадобилось полчаса, чтобы собраться. Он взял с собой половину добытого золота, вторую мы с ним спрятали в укромном месте. Я проводил небольшой караван до ближайшего поворота, помахал им вслед и остался один. Ну не совсем один — Кабай со мной. Но Кабай несмотря на весь свой ум все таки не человек, с ним не поговоришь. Нет, поговорить конечно можно; некоторые вон с богом разговаривают, а особо одаренными бог и отвечает, но Кабай всего лишь пес, и ответить на вопрос вряд ли сможет, зато не предаст и защитит по мере своих собачьих сил.

Я потрепал своего собачьего защитника по холке и мы потопали обратно в лагерь. Там я приготовил уху из пойманной вчера рыбы. Поделил ее, по братски, с Кабаем и сел на дедовский чурбак, на котором тот любил в свободное время посидеть. Однако в отличии от деда, который никогда не сидел просто так, а всегда что нибудь да делал, и не важно чинил ли одежду, точил нож или топор, чистил свой револьвер, руки его всегда были заняты какой либо работай, я сидел на его любимом месте и просто размышлял.

Поразмышлять было о чем. Проклятый русский вопрос «Что делать?» снова вставал передо мною в полный рост. Программа минимум была можно сказать выполнена; какую-никакую денежку заработали. Правда намытое золотишко еще надо пристроить, но, судя по уверенному дедовскому виду, это не будет для него неразрешимой проблемой. Какие-то ходы он наверняка знает. Теперь надо думать, где и как в разы приумножить капитал. На следующие три года это не проблема. Неурожай и продажа за рубеж зерна, крупными землевладельцами, ввергнут изрядную территорию Российской империи в нешуточный голод, что даст нам возможность хорошенько приподняться. Ну если сопли жевать не будем конечно. А мы не будем! Будем же, как утята, интенсивно шевелить лапками под водой и в