Скоро увидимся.

28

Почти весь следующий день я провел, тревожась за Джули. Пусть даже Тони Макардл позвонил мне, чтобы сообщить, что голландский детектив подлинный и что местная полиция устроила ему порядочный втык, было ясно, что Барри Дин располагает возможностями творить свои мелкие пакости по всему свету. Словно примитивный, но живучий вирус, странствующий по кровеносной системе и выискивающий в организме слабые места.

Я звонил Джули четыре или пять раз. Она не отзывалась. Я оставлял сообщения: тревожные, жалобные, гневные, с извинениями… Наконец она перезвонила мне.

— У меня все прекрасно, — объявила она, когда я закончил извиняться. — Это правда. Тим обещал заботиться обо мне, что любезно с его стороны, но я могу и сама о себе позаботиться.

Я заметил, что, по-моему, она слишком легкомысленно отнеслась к моим предупреждениям.

— У меня есть билет…

— Сохрани его, Диксон, — сказала она. И тут же объявила, что ей пора идти — у нее встреча через десять минут.

— В субботу?

— Я популярна. Не могу больше говорить. Тим меня ждет.

— В твоей комнате? — спросил я и тут же пожалел об этом.

— В вестибюле, — огрызнулась Джули. — И с ним милая дама-полицейский, которая нас повезет…

— Я не хотел…

— Мне пора. — Джули отключилась. Ну и ладно, мне тоже предстояла важная встреча.

Позже в тот день у меня было неловкое свидание с матерью Софи Бут на террасе кафе «Сомерсет-хаус».

— Одно из последних мест в Лондоне, где можно пить приличное вино и одновременно курить, — сказала Анджела Бут, когда я нашел ее и стал извиняться за опоздание. С тех пор как убили ее дочь, она явно недосыпала. Горе сделало ее взгляд суровым. Рот вытянулся в тонкую линию, хотя в целом она была красивой женщиной. И даже элегантной. Белая футболка, синие джинсы, туфли змеиной кожи на шпильках. Длинные крашенные хной волосы схвачены у плеча зажимом из дерева и кожи. Вызывающе алая губная помада. Анджела дымила как паровоз и тянулась за следующей сигаретой, гася в пепельнице окурок предыдущей. К тому времени как я пришел, она уже наполовину осушила бутылку «Пиноблан».

— Мы с мужем разводимся, — сообщила она.

— Грустно слышать. Анджела Бут отмахнулась:

— Рано или поздно это все равно случилось бы.

— И все-таки…

— Вы думаете, мне следовало подождать? Что нам нужно пройти испытание вместе?.. Посмотреть, сделает ли оно нас сильнее?

— Я не…

— Так говорит моя невестка. Так говорят мои друзья, те, которые все еще решаются со мной разговаривать. Ничто не сравнится с гибелью ребенка в качестве средства для проверки своего круга общения. — Анджела Бут помолчала. — В любом случае мы с Саймоном договорились расстаться в Рождество. Мы собирались дождаться, пока Софи окончит колледж, но теперь это не важно, так ведь? Финита ла комедия — так, кажется, говорят?.. Едем дальше… В добрый путь… Хотя, честно говоря, не представляю себе, что дальше. — Она смяла наполовину выкуренную сигарету о дно пепельницы и вытащила новую.

Я поднес ей зажигалку, а после и сам закурил.

— Человек, которого убили… Это правда, что он замешан в дело Софи? — спросила Анджела.

— Да.

— И двое других, которые бежали на Кубу, они тоже причасти ы?

— Безусловно.

— И нельзя доставить их обратно?

— Нет. Мне очень жаль.

— Мы с Саймоном поддерживали прежнее кубинское правительство. Летали туда в отпуск задолго до того, как это стало модно… Никаких пляжей или баров. Мы ездили по фабрикам, больницам, образцово-показательным фермам. И каждый вечер — лекции. Десять лет назад, пока еще действовало торговое эмбарго, мы участвовали в схеме доставки в страну запрещенных лекарств… Спасибо, — сказала она официантке, которая поставила передо мной бутылку пива «Тигр» и вновь наполнила бокал Анджелы.

— У нас нет договоренности с их правительством о выдаче преступников, — вздохнул я. — А все из-за Инфовойны.

— Хотя никто пока не доказал, что Куба причастна к этой мерзкой войне… В этом мы с Софи в конце концов согласились, знаете ли. Такая война рано или поздно положит конец нелепой политике этого правительства. Рано или поздно все увидят, какое притворство их преследование «внутреннего врага». Это лишь повод судить и бросать за решетку любого, кто смеет с ними не соглашаться. Простите. Вы, должно быть, думаете: вот жестокосердная левая сука, разглагольствует о политике через неделю после убийства дочери. Жалеете, что согласились со мной встретиться?

— Мне бы хотелось больше узнать о Софи, — ответил я.

— Значит, вы не такой, как остальные из полиции. Их Софи интересовала только как жертва. Не как личность.

— Это не вполне полицейское расследование. Давайте считать, что я работаю в частном порядке.

— Двадцать пять долларов в день плюс расходы? Мне нравились эти старые американские черно-белые фильмы. — Анджела Бут отпила из бокала. — Ну, так что вам рассказать? Я не очень хорошо знала Софи последние несколько лет. Она оставалась моей дочерью, но мы отдалились друг от друга. Полагаю, вы заметили, что я резка в суждениях. Софи была такой же. Бедный Саймон страдал, пытаясь играть роль миротворца.

— Ее не устраивали ваши политические взгляды?

— У нее вызывала негодование наша общественная работа, наша большая семья и все остальное. И она постоянно требовала внимания, в этом отношении она была похожа на мою мать. Уверяю вас, Софи начала поощрять Энтони именно по этим причинам. Бог свидетель, на самом деле он ей не нравился. И, конечно, ей не нравилось, что он поддерживает правительство. Она была либертарианкой, и не просто потому, что это модно и эпатажно. — Анджела с иронией нарисовала в воздухе знаки кавычек. — Ей нравилось забавляться с порнографией.

— Вы об этом знали?

— Мы с Саймоном воспитали дочь, привыкшую высказывать, что у нее на уме. Она говорила нам, что делает. Конечно, Софи пыталась эпатировать людей, но думаю, для нее это было более чем серьезно. Это было ее политической позицией.

— Информации необходима свобода…

— Да-да, вы правильно понимаете. Конечно, она совершила ошибку, приравняв деньги к свободе. Она не понимала, что это ловушка… К черту! — Анджела опустила голову и закрыла глаза ладонями.

— Простите, — снова сказал я. Меня мучило осознание того, что извинений тут мало.

— К черту! — повторила Анджела. — Все, о чем я прошу: сделайте что можете.

— Постараюсь.

Но я знал, что и этого мало.

Молчаливый, облаченный в костюм от «Армани» дворецкий Боб проводил меня на террасу похабной квартирки Энтони Бута. Удушающий ветер дул с низовьев Темзы — ветер, перенасыщенный духом разложения. Он ерошил тонкие светлые волосы Энтони Бута и трепал полы его шелкового халата, меж тем как хозяин, стоящий у края террасы, вглядывался вперед, точно отважный исследователь на носу корабля, посеребренного водами дальних морей, идущего к новым горизонтам.