Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы так говорите, будто животные что-то там понимают, – заметила Надя Холодова. – Как заставят, так и отнесутся! Прикрикнут, хлыстом махнут заработают как миленькие!.. Вот я видела в Италии одного дрессировщика. Он заставлял тигра через огненное кольцо прыгать! Как сам тигр к этому относился? У него ведь от природы страх перед огнем! Вот и получается, что страх перед хлыстом сильнее природного страха!
– Эх, Наденька! – вздохнул Принц. – Почему вы думаете, что дрессировщиком может быть каждый артист цирка? Кроме собственной силы воли и хлыста в руках, животных надо любить и понимать!.. Ну а вы, дрессировщики, с чего будете начинать?
– Сначала их нужно к манежу приучить, к товарищам по аттракциону… предположила Наташа.
Она увлеченно рассказывала и вдруг запнулась, поймав на себе изучающий взгляд Закревского. Кроме интереса, в нем было и беспокойство: пришла ли она в себя, выдержит ли напряженную работу, которая ожидает их в самом ближайшем будущем? Ей стало тепло при мысли, что товарищи беспокоятся о ней, что она нужна им как артистка, как друг… Удивительное чувство сознание собственной нужности! А теперь она ещё получила одобрение человека, чьим мнением дорожила…
– Ребята, а где Романова? – некоторое время спустя хватились её Холодовы.
– Наверняка за Эммой побежала, – вздохнул Красавин: угораздило же его Гошу именно сегодня заболеть желудком. Он тоже с удовольствием притащил бы медвежонка на манеж!
Когда Романова вывела Эмму из клетки, двое служителей на всякий случай отошли на почтительное расстояние – они знали, как свирепела обезьяна, когда кто-то посторонний приближался к клетке, и не без основания считали Эмму опасной.
–– Пора работать, Эммочка, – сказала Наташа, надевая на шимпанзе ошейник. – Арбайтен, Эмма!
Обезьяна насторожилась: а где же бич, которым станут гнать её на работу? Почему её спасительница говорит прежним спокойным тоном? Она по привычке зарычала, но услышала, как Наташа говорит укоризненно:
– Ты же воспитанная девочка! К чему эти уличные манеры?!
И всё же, на всякий случай, Наташа привязала поводок к своему поясу: кто знает, как поведёт себя Эмма на манеже? Молодая укротительница взяла обезьяну за переднюю лапу как человека – сможет она пойти на задних лапах? Но она пошла рядом с Наташей, смешно переваливаясь и настороженно, по-прежнему злобно посматривая по сторонам.
– А хлыстик-то я всё же взял бы, – услышала Наташа голос стоящего у края занавеса шпреха.
– Спешите видеть, впервые на манеже артистка Эмма Романова! – провозгласил при виде их Федор Красавин и тут же получил от жены легкий подзатыльник. Уже и пошутить нельзя!
– Нашёл время! – Анечка боялась, что подруга к таким шуткам пока не расположена, но ошиблась.
Наталья лишь улыбнулась его словам и пообещала:
– Вот погодите, месяц-другой пройдёт, ещё Эммой гордиться будете! Когда зрители не на вас будут смотреть, а на неё… Федя, а где же твой Гоша? Пусть бы они с Эммой пока привыкали друг к другу!
– Веришь, Наташа, как назло: поел что-то несвежее, а теперь его желудок мучает. Он ведь ещё маленький, а вынужден со взрослыми медведями питаться.
– А ты бы хотел, чтобы он питался с нами? – вмешалась Анечка. – Благодарю покорно!.. А Гошке своему клизму сделай!
Она хихикнула.
– Между прочим, ветеринар советовал то же самое! – не сдавался Федор. – Вот отрепетируем, я им и займусь!
– Ну и пожалуйста! – надула губки Анечка. – Раз тебе среди людей делать нечего.
Между тем сестры Холодовы поднялись под купол и там, вчерне, показывали Закревскому как руководителю аттракциона первые упражнения сценария.
– Теперь – Романова, – скомандовал Станислав, застегивая на Наташе лонжу, и еле успел отскочить в сторону: Эмма бросилась на него. К счастью, поводок оказался коротким.
– Ещё одна ревнивица! – хмыкнул он.
– А кого ты имеешь в виду под первой? – подступила к нему Анечка.
– Наверное, ту, что спрашивает?
На всякий случай после этих слов Станислав отошёл подальше.
– Работаем! Работаем! – крикнул он, сделав знак Федору. Мужчины быстро поднялись наверх по двум канатам.
Наташа висела, уцепившись ногами за перекладину. Опять ей пришлось подавлять в себе страх, вызванный подъемом на высоту. "Наверное, – говорила она когда-то Александру, – мои далекие предки были кочевниками. Если безбрежные степные просторы вызывают во мне священный трепет и желание мчаться во весь опор, то горы я предпочитаю видеть на горизонте в виде укутанных туманом силуэтов. От одной мысли, что нужно подниматься на высоту, у меня кружится голова…"
И вот, словно в насмешку, судьба подбросила ей соблазнительную возможность участвовать в новом аттракционе. По сценарию она должна была стрелять в мишень из самых немыслимых положений, в том числе и из виса вниз головой!
Наташа опять забыла о своём таланте к внушению. Ведь если как следует сосредоточиться, можно представить себя висящей над полом не в нескольких метрах, а, к примеру, в полуметре… Она ещё раз посмотрела вниз: кружится ли голова? То, что увидела внизу, заставило её забыть собственные страхи. Привязанная к трапеции поводком Эмма, пища и судорожно цепляясь за веревку, удерживающую трапецию в равновесии, пыталась ползти к ней наверх. И в тот момент, и много раз потом Наташа не переставала удивляться преданности животного приласкавшему его человеку!
– Эммочка, потерпи, я иду к тебе! – Наталья потянула к себе канат, по которому поднялся наверх Федор Красавин, и легко соскользнула по нему вниз.
– Что случилось? – тотчас следом за ней спустился и Станислав.
– Понимаешь, Эмма… – стала объяснять ему Наташа. – Мне кажется, она хочет работать со мной наверху…
– Кажется?!
– Кажется! И ты, Стас, не спорь! Сейчас я возьму Эмму за лапу, а ты нас поднимешь.
Закревский опустил перекладину, Наташа села на неё боком, как когда-то садилась в дамское седло, и взяла Эмму за лапу. Перекладина поползла вверх.
– Держись, Эмма, держись, – шептала Наташа, только теперь осознав, что обезьяна ничем не привязана, внизу нет даже страховочной сетки… Но Эмма спокойно висела, точно именно это и было самым заветным её желанием: в любом положении быть рядом с хозяйкой!
– Вот и ваш номер! – крикнул снизу Стас.
Перекладину опустили.
– Для первого раза достаточно! – решил Стас.
– Умница ты моя! – обняла шимпанзе Наташа.
Та потерлась головой о руку артистки и довольно заурчала.
Начало было положено.
Через день Красавин привёл на манеж своего медвежонка. Гоша оказался на редкость добродушным существом: он позволял себя гладить всем желающим, по просьбе артистов охотно стоял на задних лапах и смешно замирал, когда Федор командовал: "Умри!" Вскоре он стал всеобщим любимцем, и Федя уже начал отгонять от медвежонка своих товарищей.