– Хреново! – констатировал я и задумался.

Капитаны некоторое время внимательно смотрели на меня, видимо, ожидая продолжения. Но, не дождавшись, продолжили обсуждение своих стратегических планов.

И тут меня осенило! А зачем вообще взрывать трубопроводы? Что там вода делает? Отбирает тепло, охлаждает… циркулируя! А движение ей обеспечивают циркуляционные насосы! Останови их, и последствия будут аналогичны подрыву трубопровода!

Но тут я немного остудил свой энтузиазм. А позволит ли защита отключить насосы? Ведь какая-никакая автоматика здесь должна стоять? И не сработает ли при отключении насосов A3? Насколько мне помнилось из вузовских лекций – на современных АЭС при авариях в системе охлаждения реактора, для исключения перегрева и нарушения герметичности оболочек ТВЭЛов, предусматривается быстрое (в течение несколько секунд) глушение ядерной реакции. И аварийная система расхолаживания имеет автономные источники питания.

Есть ли такая система здесь? Надо пообщаться с персоналом, изучить щит управления и схему. А то я тут планы строю, хотя реактор АЭС вполне может оказаться другого типа.

– Николай! – снова толкнул я Феофанова. – Скажи мне, я тут как, гость или пленник?

– Ну… – Феофанов замялся, выжидающе глядя на Тарасова. Тот неопределенно качнул головой – мол, ты хозяин, тебе и карты в руки! – Придется проверить…

С этими словами Феофанов вылез из-за стола и сделал шаг ко мне. На его лбу стал открываться черный глаз.

Шаг, еще шаг… Как сложно даются простые движения! Через огромную прореху в правой штанине я заметил, как из-под наспех намотанного на рану под коленом платка, снова начала сочится кровь. Эх, не вовремя! Я и так еле тащусь, а теперь еще и это! И как мне прикажете менять повязку одной действующей рукой?

Мои раздумья прервал грохот далекого взрыва. Земля ощутимо качнулась под ногами. Неужели уже?!! Я резко развернулся, чуть было не упав от столь поспешного в моем положении движения. Нет, позади все было относительно спокойно. Глаза не резала световая вспышка, а тело не атаковала ударная волна. Похоже, что кто-то из безумных пушкарей Тропинина продолжает огонь. По моим прикидкам до взрыва станции оставалось еще минут пятнадцать-двадцать. Хотя доковылять за это время до платформы метро я не надеялся, но хоть какая-то надежда! Поудобнее пристроив сломанную руку в ременной петле, я продолжил путь, старательно обходя кучки праха, оставшиеся от попавших под обстрел людей.

Да, надежда умирает последней… А перед ней Вера, Любовь и матерь их Софья. Как тебя зовут, девочка? Надежда, дяденька эсэсовец! Иди, девочка, в конец строя, в газовую камеру пойдешь последней!!! Ха… У меня еще хватает сил шутить, значит не все потеряно! Хотя… потеряно именно все. Погибли все, с кем я вступил в контакт за эти двое суток. Ну, может быть еще жива Айше, да и это ненадолго. Ядерный взрыв он, знаете ли, не разбирает правых и виноватых.

И ведь был, был шанс закончить дело миром! Этим утром, когда я вернулся в кабинет Феофанова, после изучения щита управления АЭС, капитаны порадовали меня сообщением, что полковник Тропинин, впечатленный угрозой взрыва, решил идти на переговоры. Воодушевленные светлыми перспективами разрешения конфликта, мы сели завтракать и тут…

Тут-то оно все и началось!

Как так совпало, что подпольщики и детишки-сканеры начнут атаковать АЭС одновременно, теперь уже никто и не узнает! Потому как просто некому! Физически некому! Не осталось людей, способных задавать вопросы! Вообще не осталось…

Первой ласточкой начавшегося боя выступил сержант, влетевший в кабинет Феофанова как пуля. Едва успев прохрипеть что-то типа: «Тревога», стражник рухнул у моих ног, заливая брюки фонтаном крови из дырки в спине.

Тарасов, даже не осмотрев умирающего, бросился наружу. Феофанов задержался, все-таки перед ним лежал его подчиненный. Но даже профану в медицине было ясно, что с такими ранами долго не живут. И, заковыристо выругавшись, капитан бросился следом за коллегой.

А я на несколько секунд замешкался (однако не каждый день тебя окатывают кровушкой из разверстой раны!), и это, возможно, спасло мне жизнь. Из коридора, куда ускакали капитаны, рвануло огнем, да так, что меня кинуло на стену кабинета.

Сколько я пролежал в отключке – бог весть! Но, очнувшись, я по звукам установил, что бой еще продолжается. Ощутимо тянуло гарью, в коридоре клубился дым, где-то вдалеке, скорее всего, на крыше станции, заполошно заливалась сирена. Ее завывания перекрывал сплошной стрекот крупнокалиберных пулеметов.

Торопливо ощупав руки и ноги, я вообразил, что уцелел и на этот раз. Но при попытке встать правая нога просто подломилась. Ах черт! Вот к чему приводит спешка! Ощупав ногу еще раз, я нашел под коленом приличных размеров царапину. Скорее даже глубокую резаную рану. Зацепило чем-то острым, как ножом полоснуло! Пришлось распарывать изрядно пропитавшуюся своей и чужой кровью штанину и бинтовать первым, что подвернулось, – относительно чистым носовым платком.

Закончив с процедурами, я встал (на этот раз очень осторожно, держась за стеночку!) и боязливо выглянул в коридор. Первое, что бросилось в глаза, – обугленный труп, метрах в трех от двери. Кто это может быть? Тарасов или Феофанов? Впрочем… неважно! Коридор выглядел так, словно здесь рванула термобарическая граната «Шмеля». Ну, наверное, эти местные файерболы сравнимы с реактивным огнеметом по фугасному действию.

Так… и что мне делать? «Действуй, Леха! Не стой! Действуй, как задумал! – жестко приказал я себе. – Давай дуй к щиту управления и рви эту станцию к е…ной матери!»

Под ногой что-то звякнуло. Присыпанный пылью и хлопьями сажи на полу валялся «калашник». Тот самый, снятый мной с гэбиста из оцепления. Помнится, конвойный повесил автомат у двери на крючок. Вот взрывом оружие на пол и сбросило. Хорошо, что он мне под ногу попался. В полушоковом состоянии я бы сам о нем не вспомнил.

Подобрав автомат, я сразу почувствовал себя гораздо уверенней. Путь ко второму этажу не казался теперь дорогой в ад. Но не успел я пройти по коридору и пары шагов, как на лестничной площадке, как чертики из табакерки, возникли два парня, одетых в поношенные солдатские гимнастерки. Подпольщики! Я машинально вскинул «калашник» и выстрелил. С перепугу палец на спусковом крючке заклинило, и я сжег весь рожок одной непрерывной очередью. Промахнуться с пяти метров в узком коридоре было мудрено, и враги, естественно, были повержены. Один рухнул сразу, а второй, помельче ростом, умирать не хотел – получив в грудь два десятка пуль, только хекал и крутился на месте, умудрившись даже пульнуть файерболом. Впрочем, попав в стену. Но несколько пуль в голову успокоили и его.

Черт! Как они умудрились очутиться в сердце укрепленного объекта так быстро?

А на лестнице уже слышались шаги. Поняв, что прорваться вниз без боя не удастся, я сменил рожок и залег за косяком двери, держа на мушке выход с лестницы. Незваные гости не заставили себя ждать – над верхней ступенькой замаячили еще две головы. Теперь я стрелял аккуратно, экономно расходуя патроны. Ни в кого не попал, но атака явно захлебнулась. Пару минут ничего не происходило, и я несколько расслабился. Но тут снаружи донесся грохот взрыва. Стены дрогнули, по наружной побежала трещина. Затем взрывы стали бухать один за другим.