— Да, бывают, — соглашается женщина. — Вроде чертова эскимоса. В Ватикане есть целая конгрегация, которая занимается разграничением случайных совпадений и истинных чудес. Правда, вы скажете, что все они суеверные невежды. — Она поднимает Библию. — «Господь говорит с нами через Священное Писание и через наш внутренний голос, но он также говорит с нами через тайный смысл случайных совпадений». Это сказал Джордж Сантаяна,[18]а уж он-то не невежда. Как-никак, из Гарварда. — Она потягивается и зевает.

— Мерси, но я устала от этого места! И не хочу больше принимать никаких лекарств.

— Их дают вам для вашей пользы, — говорит Лорна, гадая, правильно ли она расслышала насчет «чертова эскимоса».

— Мне от них никакой пользы быть не может. Проблема в том, что я не вписываюсь в ваши представления о том, что должен видеть человек и во что верить, поэтому я сумасшедшая, а сумасшедшую надо пичкать лекарствами. Но вы сами прекрасно знаете, что я здорова.

С последними словами она устремляет взгляд прямо на Лорну, их глаза встречаются, и снова опоры, поддерживающие видение Лорной окружающего мира и ее собственного места в нем, становятся зыбкими и ненадежными. Именно она первой отводит взгляд, именно ее прошибает пот, у нее учащается пульс. Она старается соотнести это состояние с привычной схемой.

«Тут присутствуют элементы гипноза, — говорит она себе. — И вообще, одно накладывается на другое. Я не в лучшей форме, тонус понижен, стресс, давление скачет, и в конце-то концов, это Эммилу здесь душевнобольная, а не я».

Лорна мысленно твердит все это до тех пор, пока не восстанавливает самоконтроль и способность внятно говорить.

— Эммилу, но даже если мы примем на веру существование демонов и способность людей изгонять их, вы не находите, что во всем этом мало смысла? Если Бог, действуя через кого бы то ни было, способен с легкостью избавить человека от одержимости, то почему в нашем случае он не сделал это до того, как Хорэс убил двух ни в чем не повинных женщин? Или, по крайней мере, до того, как он нанес телесные повреждения служащим клиники?

Дидерофф мешкает с ответом, глядя на собеседницу с выражением старой девы, которую ребенок спросил, откуда берутся дети.

— Вы же знаете, — говорит наконец она, — «почему» — это не тот вопрос, с которым следует обращаться к Богу. Тут затрагивается проблема теодицеи, а вам ведь известно, что Мильтон написал длиннющую поэму, оправдывающую то, как Господь относится к человеку. Правда, не уверена, что у него это получилось, если не считать того, что он заставил людей восхищаться Сатаной. — Она снова постукивает по Библии. — И потом, конечно, Иов. Я уверена, вы знакомы с «Ответом Иову» Карла Густава Юнга. Вы подумали над моим сном о гигантских «твинкиз»? Вы не находите, что он имеет к этому отношение?

Лорна спонтанно соглашается, но на самом деле думает о Мильтоне и Юнге. Эти имена она, естественно, слышала, но названных работ не читала, а ведь случаи, когда пациентами психологов оказываются люди, превосходящие их уровнем образования или интеллекта, очень редки. В голове Лорны мелькает мысль о том, что эта не окончившая школы женщина, которую она определила в лечебницу для душевнобольных, куда как эрудированнее ее самой, а уж в том, что касается западного христианства, их познания несопоставимы. Лорна, например, понятия не имеет, что такое теодицея. Пациентка выжидательно смотрит на доктора, но Лорне сказать нечего. Эммилу приходит ей на выручку.

— Я думаю, на самом деле это было навеяно строчкой из Вайль. Вы ведь знаете, кто она такая, не так ли?

— Ну конечно, — лжет Лорна.

— Так вот, она говорит, что чистая любовь к Богу означает благодарность как за благословения, так и за ниспосланные испытания. Это интересный способ смотреть на мир, не так ли?

Лорна вспоминает истолкование сна, которое она состряпала для Микки Лопеса.

— Ага, если плохие и хорошие результаты одинаковы, значит, вы не на крючке, верно?

— Не на крючке?

— Да. В смысле, вы можете отказаться от невыносимой ответственности за совершение дурных поступков. Если плохие и хорошие вещи распределяются Богом одинаково произвольно, значит, нет нужды совершенствоваться, брать ответственность за свои поступки. Я хочу сказать, разве это не самая вероятная интерпретация рассказанного вами сна?

— Вы думаете, что я пытаюсь уклониться от ответственности?

— На определенном уровне. Мне кажется, вы хотите отстраниться от сделанного, от того, что произошло с вами. И я вас вовсе не виню.

Эммилу откидывается назад и вздыхает.

— Ok anhier ok yin.

— Извините?

— «Мне повезло, что я с вами». Иллюстрация, означающая, что вы не понимаете моего языка и я с равным успехом могла бы говорить на динка. Не обессудьте, но мне давно не приходилось беседовать с людьми, напрочь лишенными какого-либо религиозного чувства. Послушайте… Господи, какие мне найти слова, чтобы вы поняли?

Ладно, Господь всемогущ и добр, но в мире существует зло, происходит много плохого, причем часто с хорошими людьми. Как это объяснить? Если, как нам настоятельно советуют, и не пытаться, а отложить это в сторону и отбросить на секунду чисто материалистический атеизм, то в каком мире вы живете? Можно встать на позицию буддизма и сказать, что нет ни добра, ни зла: все это иллюзия, цель же состоит в том, чтобы избавиться от всех привязанностей, и тогда вы сможете вернуться в мир как бодхисатва и расточать сострадание. Существует фатализм. Вы видите его в Книге Иова, в античном мире, в философии стоиков, и эта позиция, в общем виде, воплотилась в исламе. Пути Господни неисповедимы, на все воля Его, поэтому заткнись и тащи дальше свою ношу. Позиция, вполне приемлемая как раз для нас, ищущих совершенства американцев, потому что мы только и делаем, что ноем, доводя себя до бесчувствия работой, сексом, деньгами, наркотиками и иллюзией того, что мы можем жить вечно. Большинство из нас живут в страхе, отчаянии и умирают, как тупые животные, в местах, подобных этому. С другой стороны, у нас есть то, что Симона Вайль говорила о величии христианства, которое обеспечивает не только сверхъестественное избавление от страдания, но и сверхъестественное использование такового. Скажем, если ты одарен всеми благами, возблагодари Господа за честь быть способным служить бедным и несчастным. Если же все имевшееся отнято у тебя, ты раздавлен, как жук, находишься в положении, которое кто-то называет malheur, последней крайностью, личность твоя разрушена, социология подвела, медицина, экономика, политика и прочие обычные уловки бессильны, то, с другой стороны, разве все это не шелуха и тщета? Утрать все, получи более, обрети невообразимую благодать. Блаженны нищие духом. У Господа нет потерь.

До Лорны дошла лишь часть сказанного. Ее учили не принимать во внимание содержание речей душевнобольных и прислушиваться к ним только в плане отыскания возможности вставить в подходящем месте ремарку терапевтического характера. Так она поступает и сейчас.