— Я к Матвею еду, Ань. Ты знаешь про него, или рассказать подробности?

— Знаю.

— Такой позор, знаешь, — криво улыбнулся, глядя на дорогу. — Я так сильно пытался убедить себя в любви к Моту… я же должен сына любить, так? А я не смог. Он хороший мальчик, живой, общительный. Внешне — копия моя. А я не могу. Не могу, и всё тут! На себя злился из-за этого, его жалел, себя винил, Макар из-за моего раздрая пострадал… а любви к Матвею как не было, так и нет. Наверное, я вылитый отец.

— Не говори так!

— Самое ужасное: я в Матвее себя вижу, разве что надо мной угроза детдома не висела, я с родными людьми жил. Но все равно не нужен был никому. Должен же хоть из-за этого полюбить сына! Ущербный, видимо.

— Денис, — Аня сжала мою ладонь.

Посмотрел на часы — успеваю, можно не торопиться. Ехать страшно — жесть, хорошо что Аня по пути встретилась. С ней легче как-то, спокойнее. Даже жаль, что толком не общались, а ведь сестра.

— Я решение принял, что Мота не признаю. Боялся, что Соня разведется со мной. Но она все равно разводится.

— Ты пытаешься ее вернуть.

— И буду пытаться дальше, Ань. Но и Мота я не смогу кинуть. Полина совсем съехала, да её и лишат родительских прав после всего. В сеть видео попало, как она жизни сына угрожала. Резонанс. А что касается Мота — я не смогу его оставить там, иначе человеком перестану быть. Но тогда с Соней не останется даже шанса на примирение. Ты не думай, — бросил на сестру взгляд, — у неё нет ненависти к Моту, но Соня не примет его.

— Мало ли, как жизнь повернет, — заметила Аня мягко.

Жизнь уже повернула, а я в поворот не вписался.

— Я просто не представляю, как Моту жизнь не сломать, Ань. Сейчас еду к нему, о нём и думаю: оставить его — не вариант, а забрать… он же будет чувствовать моё отношение. Дети в принципе тонко чувствуют всё, их улыбки и подарки не обманывают. А уж на фоне моей любви к Макару… вырастет из Мота такой же как я: мать — ущербная, отец — равнодушный, детство — отстой. Вроде я и не жестокий, но каждый раз при взгляде на Мота невольно думаю что он из-за ошибки родился. Прости, загрузил я тебя.

— Я же сама вызвалась выслушать тебя и не осуждать.

— Ты понимаешь меня?

— Я тебя поддерживаю, Дэн. А что касается понимания… да, наверное, могу понять. Но я тебе завидую, если честно.

Бросил на сестру взгляд, и покачал головой.

— Мне завидовать не стоит, поверь.

— Я с парнем жила, забеременеть пыталась, но никак. Авария была, повлияла она. Парень мой, кстати, уже дважды отец, и счастливо женат. А я лечилась, и… мы даже к сурмаме обращались с моим бывшим: его материал, мой, эмбрион прижился, а затем выкидыш на втором триместре. Потому, да, отчасти я тебе завидую, у тебя вдвойне есть то, чего нет у меня, и не будет.

— Я не знал, прости.

— Ничего, я почти смирилась.

— А бывший твой?..

— С дизайнером интерьеров любовь закрутил. Скоро станет счастливым папочкой. Мне встречаются чадолюбивые мужчины. Я даже не обижаюсь ни на кого из них и не виню, пусть будут счастливы. Артур говорит что медицина не стоит на месте, уговаривает меня на еще одну суррогатную маму, а мне так страшно что опять выкидыш будет! Не знаю, когда я буду готова попытаться опять, и буду ли готова в принципе.

Ох, Аня. Вот вам и девочка-девочка, а я и не знал.

Вышли из машины. Сжал ладонь сестры, и мы вместе вошли в неказистое серо-белое здание, сильно напоминающее поликлинику. Показали паспорта, прошли по коридору, и остановились у нужной двери.

— Через пять минут назначено, — тихо поделился с сестрой. — С Мотом работает психолог. Сначала мне запрещали визиты, а сегодня вот приехать попросили. Матвею плохо.

— Бедный ребёнок. Поддержи его, Денис. Любовь, нелюбовь — всё это потом, сейчас главное помочь, — успела сказать Аня, и из кабинета вышла психолог — молодая худенькая женщина, ростом мне по грудь.

— Денис Андреевич, здравствуйте. Отойдем на пару минут? — она кивнула мне и Ане. — Или…

— Это моя сестра.

— Хорошо. Смотрите, какая проблема: Матвей либо молчит, либо плачет. На контакт не идёт. Я упоминала про вас, и сначала это пугало ребёнка.

— Я не обижал Мота.

— Вы были свидетелем того, как его обидели, — вздохнула психолог. — Вчера и сегодня Матвей не плакал при упоминании вас, и я подумала что ваша встреча может помочь, как я и говорила. А может сделать хуже. Но мы должны попытаться. Денис Андреевич, никаких болезненных тем не поднимайте, никаких слез, только легкие темы, как войдете. Я буду присутствовать при разговоре. Готовы?

Аня погладила мое плечо, я вдохнул и решительно кивнул.

Мот всегда встречал меня радостно. Ему должно стать лучше при моем появлении, я почти уверен.

— Матвей, посмотри кто пришел, — психолог обогнула меня, подошла к мальчику. — Мы в безопасном месте, сейчас мы сядем и поговорим, хорошо?

Матвей не отреагировал. Он такой растерянный и одинокий здесь, во вполне симпатичном кабинете, где есть и игрушки, и детские рисунки.

И меня он с радостью не встретил, даже подобия улыбки нет.

— А мама где?

— Твоей маме нужно отдохнуть, — мягко ответила на вопрос Мота психолог. — Я уже объясняла тебе. Мама в порядке, просто она устала, и сейчас отдыхает.

Матвей не верит, я это по его лицу понимаю — он никому не верит.

— Я хочу к маме. Я тоже устал. Тоже хочу отдохнуть. Отведите меня к ней.

— Матвей…

— Где мама? — Мот сделал два шага мне навстречу, я опустился перед ним. — Она меня больше не любит? — одними губами прошептал он.

— Любит, — прохрипел я. — Мот, всё хорошо будет. Я обещаю.

Он так обижен и ранен. Мало что понимает, но причиненное зло уловил. И все равно Моту нужна мама. Не я, не психологиня эта, а мама — пусть и такая дурная как Полина.

Из глаз Мота брызнули слезы, он кинулся на меня с кулаками, лупя, вымещая свои детские обиды. А затем психолог споро выставила меня за дверь. И в этот момент я понял, почему из детских домов дети сбегают к родителям, которые ими не занимались, и даже поколачивали — ради капельки любви, которую они получали от них, пусть даже изредка.