Ишад склонилась над добычей, кивком приглашая Зэлбара приблизиться.

— Это ваш друг?

Зэлбар тряхнул головой.

— Я не знаю, как в одной могиле оказались два трупа!

— Такое случается нередко, — пожала плечами Ишад. — Могильщикам платят за тело, так что, если не следить за ними, они запихнут в одну могилу два и даже больше трупов, вместо того чтобы утруждать себя копанием могил каждому… особенно если речь идет о разных концах кладбища. Могильщики не испытывают желания таскать покойников через все кладбище. Ваш друг, вероятно, был похоронен вместе с кем-то, умершим примерно в то же время. Вопрос в другом: это он?

Труп было невозможно узнать. Уцелевшая плоть высохла и мумифицировалась; во многих местах сквозь кожу проглядывали кости. В животе зияла дыра, внутренностей не было.

— Н… нет, — осторожно произнес Зэлбар. — Я уверен, что это кто-то другой… может, Керд.

— Кто?

— Керд. Лекарь, он… называл себя медиком-исследователем, но свои эксперименты ставил на телах живых рабов. Он умер в тот же день, что и Рэзкьюли, ему вспорол живот… неудовлетворенный клиент. Я видел его труп

На скотобойне, когда ходил опознавать своего друга. В то время их было там всего двое, так что, если вы правы насчет недобросовестности могильщиков, разумно будет предположить, что второе тело принадлежит Керду.

Он перешел на еле внятное бормотание, пытаясь избежать необходимости рассматривать труп вблизи.

— Любопытно, — сама себе проговорила Ишад. — Лекарь бы мне пригодился. Но вы уверены, что это не ваш друг?

— Абсолютно. Во-первых, Рэзкьюли…

— Вот второй, — объявил от дверей Хаут. — А теперь, если не возражаете, я пойду спать. Дела такого рода долго дают о себе знать.

— Это он! — воскликнул Зэлбар, указывая на новый труп.

— Кажется, я поняла, в чем дело, — вздохнула колдунья. — Вы избавили бы нас от множества затруднений, если бы говорили точнее. Почему вы не сообщили мне, что ваш друг был обезглавлен?

Вне всяких сомнений, труп, прислоненный Хаутом к стене, явно не имел того, на что надевают шлем.

— Я не думал, что это важно. А это важно?

— Ну разумеется. Одно из обстоятельств, которое всегда держит дух в подвешенном состоянии, заключается в том, что, если физическое тело было расчленено… возможно, важная часть, например голова, осталась незахороненной.

— Что? Вы хотите сказать, голову не похоронили?

— Судя по всему, нет. Как я уже говорила, могильщики страшно ленивы, так что я сомневаюсь, что они выкопали отдельную яму только для головы. Мое предположение таково: с головой вашего друга случилось нечто неожиданное. И причина, по которой дух не может указать вам подробно, что делать, заключается в том, что он не знает, какая его часть отсутствует, и тем более, где она.

Ишад с улыбкой повернулась к Зэлбару.

— Это оказалось проще, чем я думала. Принесите мне голову Рэзкьюли, и я успокою дух вашего друга. Имеете ли вы какое-нибудь представление о том, где она находилась все это время?

— Нет, — угрюмо произнес цербер, — но я знаю кое-кого, кто может сообщить это. Не ложитесь спать. Если я прав, много времени это не займет.

* * *

Иннос, один из конюхов гарнизонной конюшни, пробудился от глубокого сна и увидел острие меча у своего горла.

— Вспоминай, Иннос!

Это был Зэлбар. Иннос следил за деградацией цербера и его превращением в попрошайку, ищущего дармовую выпивку, без особого интереса: разве только ему придется убирать на одно стойло меньше. Однако сейчас глаза цербера пылали той дикой яростью, которая напоминала о старых временах. Взглянув в эти глаза, Иннос решил, что не будет лгать, какой бы вопрос ему не задали… точно так же, как ночной сторож не решился посмеяться над Зэлбаром, когда тот стремглав примчался от Ишад.

— Н… но Зэлбар! Я ничего не сделал!

— Вспоминай! — снова приказал тот. — Вспоминай, это было несколько лет назад. Я возвратился с приема у принца… такой расстроенный, что не ведал, что со мной происходит. Я вручил тебе нечто и сказал, чтобы ты распорядился этим надлежащим образом. Вспомнил?

Иннос вспомнил, и кровь в его жилах заледенела.

— Д… да. Это была голова вашего друга Рэзкьюли.

— Где она?

— Как где, конечно же, я похоронил ее. В точности, как вы приказали.

Острие меча подалось вперед, и по горлу Инноса потекла тоненькая струйка крови.

— Не лги мне! Я знаю, что она не была похоронена.

— Но… если вы знали…

— Я выяснил это только сегодня вечером. Итак, где она?

— Пожалуйста, не убивайте меня. Я бы ни за что…

— Где?!

— Я ее продал… в Дом Плеток и Кандалов. Там используют черепа для создания антуража.

Иннос отлетел назад и, закрыв глаза, стал покорно ждать, когда опустится занесенный для удара меч Зэлбара.

Через несколько секунд мучительного ожидания Иннос рискнул приоткрыть глаз. Цербер стоял, опустив меч.

— Нет. Я не могу убить тебя, Иннос, — тихо проговорил он. — Трудно было бы ожидать чего-либо иного от кого бы то ни было в этом городе. Если кто и виноват, так это я сам. Я должен был проследить за головой.

Он пристально оглядел Инноса, и конюх заметил, что Зэлбар улыбается.

— Однако, — дружелюбным тоном продолжил он, — хочу предложить тебе собрать свои вещи и покинуть город… сегодня же. Вдруг в следующий раз, когда я встречу тебя, я не буду настолько добрым.

Не потрудившись постучать, Зэлбар мощным ударом ноги вышиб дверь Дома Плеток и Кандалов. Это было его первое посещение публичного дома, ублажающего вкусы, редкие даже для Санктуария, но сегодня гнев перевесил любопытство. Когда хозяйка заведения, широко раскрыв глаза, попыталась, было остановить его, он был краток и сразу перешел к делу.

— У вас есть череп, являющийся частью обстановки. Он мне нужен.

— Но, господин военный, мы никогда не продаем предметы обстановки. Им слишком трудно найти замену…

— Я не говорил, что собираюсь покупать его, — отрезал Зэлбар. — Я просто заберу его с собой… и советую не спорить.

Он быстро обежал комнату взглядом, не обращая внимания на выглядывающих из дверей девиц.

— Что это? Жаровня?.. Как раскалилась кочерга! Может случиться пожар. Я могу закрыть ваше заведение прямо сейчас, мадам, и сомневаюсь, что вы сможете исправлять нарушения быстрее, чем я буду находить их, когда вы вздумаете открыть его заново.

— Но… ох, да заберите вы эту гадость. Заберите их все. Мне все равно.