– Я буду переодеваться, – говорит Рита, – не смотри.

– Я не смотрю.

– Смотришь-смотришь. – Рита стягивает через голову цветной свитер. – Я как на тебя ни гляну – ты смотришь.

– А ты знаешь про мои трусы в маргаритку.

Рита хохочет и вдруг умолкает.

– Я сумасшедшая, – печально говорит она. – Ты же знаешь, что я сумасшедшая, да?

Хорошо тем, кто может насмешливо улыбнуться.

– Да, ты сумасшедшая. А я, наверное, репродукция из каталога в рамочке. Портрет неизвестного в шляпе.

Рита опять хохочет.

– Я буду переодеваться, – говорит она, отсмеявшись. – Не смотри.

И переворачивает меня лицом к стене.

Выражение «кормить (покормить) животное господина архивариуса» встречается только в местечке Алмаш-ду-Мештре (население 2 тыс. человек) и, по всей вероятности, связано с какой-то местной легендой. Оно обозначает неубедительную отговорку, неуважительную или несуществующую причину: «Да-да, а еще ты КОРМИЛ ЖИВОТНОЕ ГОСПОДИНА АРХИВАРИУСА», – говорят тому, кто опоздал и пытается оправдаться.

К сожалению, ни память горожан, ни документальные источники не сохранили для нас саму легенду, так что потомкам остается только догадываться, что это был за господин архивариус и чем было замечательно его домашнее животное.

Из отчета по летней фольклорной практике студентки второго курса гуманитарного факультета Лиссабонского университета Алешандры Бриту Пинту

Нельзя сказать, что сеньор Аждрубал Томаш да Фонсека, наш главный архивариус, – самый старый человек в городе.

У нас полно стариков, по сравнению с которыми сеньор да Фонсека – просто мальчишка.

Например, есть дона Анжелина Коррейа, та самая, что ездит в коляске с моторчиком, по утрам кормит белых голубей на площади у церкви Божьей Матери Легкой Смерти, а всех остальных гоняет своей здоровенной палкой и однажды убила насмерть сизаря, который накануне удрал из голубятни у Жоау Паулу Силва-и-Кошта. Жоау Паулу похоронил сизаря, а доне Анжелине объявил войну на всю жизнь. Правда, сейчас у них перемирие, потому что дона Анжелина подарила Жоау Паулу три банки клубничного варенья и разрешила обтрясывать ее фиговое дерево когда вздумается.

А еще есть дона Балбина де Соуза, та, что одевается во все черное, а платок надвигает на самый нос, так что видна только бородавка с двумя черными волосками и одним седым. Дона Балбина, хотя и страшно старая, каждое утро встает в пять утра и доит корову Мимозу, а потом ее дочка Мария Тереза, не коровы дочка, а доны Балбины, развозит молоко покупателям на мотоцикле «Вешпа». Мария Тереза тоже страшно старая, хотя и не такая, как дона Балбина, и мотоцикл у них тоже старый, только корова Мимоза еще довольно молодая, хотя тоже уже в годах.

И еще есть веселая старуха Рита Жоакина, та, что красит волосы в морковный цвет и уверяет всех, что ей всего сорок лет, но ей никто не верит, потому что пятьдесят лет назад она всех уверяла, что ей всего двадцать пять. Рита Жоакина поверх одежды носит алую шелковую шаль с кистями, красит длинные, загибающиеся внутрь ногти в малиновый цвет, курит самые дешевые сигареты через тонкий янтарный мундштук и смеется, как в книжках – раздельно. Вот так: «Ха! Ха! Ха!»

И наконец, есть дедуля Бигодеш,[59]который такой старый, что никто уже не помнит, как его на самом деле зовут. Сам дедуля тоже этого не помнит: он впал в детство еще до моего рождения и с тех пор живет в яслях, где ему отвели отдельную комнату, потому что дома престарелых в городе нет, а в больницу его не берут, чтобы дедуля там чего-нибудь не подцепил. У всех приходящих его навестить дедуля Бигодеш требует конфетку или колбаску. Кроме «конфетки» и «колбаски» дедуля говорит только слово «усики», и больше ничего не говорит, зато гулит и булькает, как заправский младенец, все младенцы в яслях ему завидуют.

Решительно, сеньор Аждрубал Томаш да Фонсека – не самый старый человек в городе.

И все равно, когда говорят о стариках, почему-то первым вспоминают именно его.

Наверное, потому, что он единственный во всем городе одинокий старик.

Например, у доны Анжелины есть два сына, пятеро внуков, дюжина правнуков и одна праправнучка Ана Маргарида, которой на прошлой неделе исполнилось два года. Ана Маргарида, когда вырастет, наверняка будет певицей. Когда у нее резались зубы, весь город не спал, даже дедуля Бигодеш, хотя он и глухой, а от дома, где резались зубы у Аны Маргариды, до его яслей – целых пятнадцать минут быстрым шагом.

А у доны Балбины есть ее страшно старая дочка Мария Тереза и Марии-Терезин страшно старый возлюбленный Питер Машаду Смирнофф. Дона Балбина запрещает Марии Терезе выходить замуж за Питера, потому что Питер наполовину иностранец, разведен и не ходит в церковь, и Мария Тереза встречается с Питером тайно, каждую субботу, а дона Балбина делает вид, что этого не знает, и даже нарочно отворачивается, когда Мария Тереза по субботам выводит из сарая их страшно старый мотоцикл.

А веселая старуха Рита Жоакина кормит обедами всех городских кошек, и когда она идет по городу в своей шали и со своей сигаретой, кошки шагают за ней гуськом, почтительно соблюдая дистанцию. Рита Жоакина хвастается, что раньше, когда ей было еще двадцать пять, вот так же, гуськом, за ней ходили мужчины, и очень жалеет, что теперь, когда ей сорок, мужчины стали уже не те и, вместо того чтобы ходить гуськом, сидят дома у камина. Кошки слушают жалобы Риты Жоакины и вежливо кивают. Они тоже думают, что нынешние мужчины могли бы быть и получше.

Ну а дедуля Бигодеш – он вообще всеобщий ребенок, то есть дедушка. Когда он выбирается из своей комнаты, все тридцать ясельных младенцев ползут наперегонки, чтобы повиснуть на дедуле и погулить с ним по душам о чем-то своем, младенческом.

И только сеньор Аждрубал Томаш да Фонсека, наш главный архивариус, живет совсем один. У него даже кошки нет, не говоря уже о правнуках. Только черный зонт с рукояткой в виде головы попугая, но сеньор Аждрубал все равно им не пользуется – засунул в угол и даже пыль не велел стирать. Я знаю, о чем говорю, Паулиня Фигейра, двоюродная кузина мужа сестры моей матушки, убирает у сеньора Аждрубала каждую вторую и четвертую среду месяца. Она считает, что воздух в доме у сеньора Аждрубала сделался ядовитым от книг и бумаг, и даже кактус в горшке, который сама же Паулиня и принесла, начал чахнуть и, если бы Паулиня не унесла его обратно, совсем бы погиб. Паулиня как-то позвала меня с собой, чтобы я сама понюхала воздух в доме сеньора Аждрубала, но был обед, и в кафе было полно клиентов, и все хотели супа, и не хотели ждать, поэтому я и не пошла. Но Паулине верю. Достаточно посмотреть на сеньора Аждрубала, как он идет по улице в своем черном плаще, и сразу становится понятно – вот идет одинокий старик, у которого никого нет.