— Я не покупаю это! — скривил рот Дипак, — За сегодняшнее выступление, — кроме трюка с Эльзой и ее бой-френдом, — ничего убедительного мы от вашей Лизы не увидели. Да и Эльзу вы, наверное, подговорили. А предсказания о гибели людей — это просто некрасиво.

— Предположите на секунду, что эти предсказания оправдаются, — тревожно перебил его Девин. — Но предположите, что в случае создания идеального алгоритма, у нас есть шанс изменить модус этого события. Хотя бы его модус.

Дипак замолчал. За него сказала Геня:

— Так значит вы уверены, что предсказания осуществятся? — она прищурила глаза, — Вы же говорили, что это нонсенс. Как могут погибнуть все родные Лоа в один день, если все они находятся в разных точках земного шара? Я имею в виду, действительно, даже статистически это не очень вероятно.

— Только предположите, что это может случиться, и что от вас зависит поменять модус этого события, так чтобы оно не привело к хаосу… — как заклинание, повторил Девин.

Геня возмущенно всплеснула руками и, ничего не сказав, откинулась на кресле.

— Представьте себе, — умоляюще продолжил Девин, — что вы станете теми избранными семерыми, кто первыми из всего человечества научатся создать в себе правильную интенцию, беспредельно распоряжаясь своим будущим и прошлым. Вы уйдете в историю, подобно космонавту Армстронгу, ступающему первым в лунную пыль; вы станете теми, кем всегда хотели стать; обретете все то, о чем мечтали…

— Как насчет того, чтобы мне стать президентом США? — усмехнулся Звеллингер. — Не слабо?

— Вы сможете им стать! — с жаром кивнул ему Девин. — И ваше президентство будет способствовать благу всех. Если удастся создать алгоритм счастья, каждый из вас сможет оказаться в том месте, где захочет; получить все то, что пожелает.

— Вот он — способ найти мужа, — саркастически сказала Геня — Да, уверяю вас!

— А мне тогда, пожалуйста, — вступил Дипак, — подскажите ответ на ту загадку, которую загадает мне завтра адвокат.

Девин обнадеживающе улыбнулся:

— Я не знаю, о чем вы говорите, но если это то, что вы хотите, это станет возможным.

— А вы, — обратился Девин к Самуэлю, чувствуя, что часть группы уже готова поддержать его предложение, — вам есть, что пожелать?

— Я удовлетворился бы малым, — рассмеялся тот, тряхнув белокурой головой. — Смыслом жизни.

— Если машина откроет нам алгоритм, вы сможете скорректировать свою интенцию настолько, что смысл всего сущего постепенно откроется и вам, и всему человечеству — более того, вы будете первыми, кто сможет делиться вашими открытиями с остальными людьми, тем самым поднимая их. Вам тоже, — перевел Девин взгляд на буддийского монаха, — это, наверняка, будет интересно.

Ли-Вань промолчал.

Наступила пауза. Девин посмотрел на Катарину:

— Не скажете ли нам и вы, чего бы вы хотели получить от жизни и чем вас может привлечь участие в эксперименте?

— Меня?! — Катарина поднесла к шее наманикюренные пальчики. — Я что, должна буду участвовать?

— Мы полагаем, что ваши волны были частью той комбинации волн, на которую среагировала машина, — повторил Девин. — В момент сигнала вы стояли рядом с Лизой.

Катарина на секунду задумалась.

— Ну, всем есть, чего пожелать… — она смутно улыбнулась чему-то, — Но я не скажу.

Девин удовлетворенно кивнул.

— Это ваше право. Но, что бы вы не пожелали, алгоритм сделает так, что все сбудется.

— Остались вы, любезный, — он посмотрел на скуластого человека с птичьим гнездом вместо прически на голове и с деревянными шариками на шее.

— Я… — хрипло начал Батхед и кашлянул, — я не знаю…

— И все-таки, чего бы вам хотелось? — настаивал Девин.

— Я… — с усилием сказал Батхед и вдруг густо покраснел. — Я хотел бы, чтобы люди в Англии… стали лучше… Кха! Добрее…

Все с удивлением посмотрели на югослава.

— Но мы все тоже этого хотим… — ободряюще улыбнулся ему Девин. — Разве нет? Цель весьма достойная. Неужели вы откажетесь нам помочь?

Он еще раз обвел всех глазами:

— Поймите, вы — избранные люди. Помогите нам, и вы совершите великое дело для себя, для науки, для людей!

Семеро молчали. Было сложно понять, где заканчивалось безумие и где начинался шанс.

— Сегодня мы вместе с Лизой вылетаем в США, — продолжил Девин, — Завтра днем состоится закрытая презентация системы в университете Чикаго; обещает быть президент. По окончании презентации мы вместе с системой сразу же возвращаемся в Лондон.

Он еще раз прошелся перед сидящими.

— Мы оставим вам коммутаторы, — Девин указал на стоящий на столе ящик с браслетами, — подключив устройства к интернету, вы сможете завтра выйти на связь с Лизой в тот момент, когда мы будем делать презентацию. Вы будете виртуально присутствовать на ней, видя все происходящее на экране, — через браслеты Лиза уловит ваши волны. Сразу же по возвращении, мы продолжим эксперименты с системой напрямую. Скажите мне, вы согласны участвовать?

Сделав все, что мог, он замолчал.

После минуты смущенных переглядываний за всех ответил Звеллингер:

— Оставляйте нам ваши браслеты и позвоните, как долетите до Чикаго. А мы пока посоветуемся между собой и дадим вам окончательный ответ завтра.

Апрель подходил к концу, а было все еще по-зимнему холодно. В потемневшем, пропитанным замерзшей влагой воздухе над вывороченными, словно могильные плиты, крышами домов, над налитыми тяжестью бастионами Нового Замка дул нехороший, студеный ветер. Злой, он оторвал где-то с ветки тополя только было вылупившийся лист и понес его, обрекая так и не увидеть лета, сквозь протянутые к небу кости скелета строящегося на центральной площади храма. Вот лист новым порывом подбросило выше, он обогнул высокую колокольню церкви Святого Готардо и, попав в струю холодного воздуха, вертясь, полетел, словно пущенный неприятелем снаряд, через ров, в направлении башен Старого Двора. Через несколько секунд он ударился в темный зубец крыши, затрепетал на мокром камне, стал сползать к краю, — и в следующее мгновение сорвался в пространство между двумя темными кирпичными кренделями.

Еще через секунду лист мокрым шлепком прилип к нижнем губе человека стоявшего в эту неуютную ветреную ночь на крыше Старого Двора, обветшалого дворца бывших хозяев Милана Человек почувствовал сырость на подбородке, снял двумя пальцами лист, хотел было выкинуть его, но передумал, расправил на ладони и поднес к глазам; зеленоватое в свете луны лицо его сделалось неподвижно. Затем человек выпрямил укутанные бархатной накидкой плечи, поднял глаза к небу и в досаде прошептал что-то; рука его скомкала лист и отбросила его в сторону.