– Я только что с места преступления…

До Эдуарда далеко не сразу дошел смысл сказанных Лешим слов. Но когда это все же произошло, по ушам словно ударили медными литаврами. Если бы не таблетка, мощный спазм уже крутил бы машиниста в своих питоньих объятиях.

– Успел свалить ровно до появления наряда местной военной полиции, – продолжал Вебер, не обратив внимания, как приоткрылась челюсть собеседника. – Соседи вызвали охрану, каким-то чудом ускользнул, но увидеть успел достаточно.

Терпение превратился в статую, словно из монитора на него смотрел не верный наемник, а отрубленная голова Медузы Горгоны. Степан убит? И Вебер был на месте преступления? Не дав воображению министра устремиться по смертельно-опасному серпантину, тот вдруг произнес нечто, заставившее инвалида вздрогнуть.

– Мне кажется, Терпение, твой брат убил человека.

– Что? – Новость раскрошила мысли о смерти Степана, но душевного равновесия не добавила. – Что ты сказал? Степан убил человека? Этого не может быть…

– Послушай, Терпение, я…

– Он всегда был бунтарем и безумцем. Минусом, если угодно. Но Степа никогда бы не убил человека, я клянусь тебе! – От волнения губы машиниста затряслись.

Вебер замолчал, бесцельно тратя драгоценные секунды связи. Как когда-то необъяснимо давно, в бескрайней тайге, тщательно взвешивая, как следует ответить неунывающему оператору под ником Колокольчик.

– Убит человек, заложивший его местной Триаде. Бывший товарищ Листопада. Послушай, Эдуард Анатольевич, у меня есть доказательства…

– Триаде?.. – Терпение подался вперед, кресло стукнуло в ящики офисного стола. Лихорадочно обернулся к настенным мониторам, оценивая оставшееся на сеанс время. – Зачем мой брат понадобился бандитам?

– О, старина, это непростая история… – Илья потер лоб, а затем изображение покачнулось – он подтянул коммуникатор поближе, наклоняясь к камере и заполняя почти весь экран. – Тут, нужно сказать, завертелось…

И Леший шепотом, словно заговорщик, кратко и по существу поведал машинисту про «лихих людишек» Кипятка, маскировку Листопада, встречу черенка с боссом, собственную драку и погоню через комплекс. И про резервные штабы машинистов Каракурта, куда убитый поднебесник водил младшего Гринивецкого погулять…

– А полчаса назад я пробираюсь в жилые бараки, где прописан Чи Вай Гао, и нахожу его на кухне, с пятью ножевыми ранениями в живот, – закончил Вебер, устало качая головой.

Невообразимо трудную и дорогую минуту машинист обдумывал услышанное, анализируя полученную информацию и раскладывая ее по полкам своего сознания. Степан перестал быть родственником, превратившись в значимую шахматную фигуру. Кашель разочарованно отступил, не насладившись страданиями Эдуарда.

– К Триаде больше не ходи, – наконец заговорил Терпение, и теперь эмоции в его голосе отсутствовали начисто. – Ты и так рисковал, сунувшись в этот котел…

Вебер в ответ скривился, будто министр открыто обозвал его кретином. А в следующую секунду вдруг сдвинулся куда-то в сторону, выпадая из кадра, и выматерился так, что покраснел бы и извозчик. По экрану прокатилась волна помех.

– Илья?! – Терпение вцепился в подлокотники кресла, пытаясь привстать, будто мог заглянуть внутрь экрана. – Что случилось?! Отвечай!

– Да нормально все, – еще раз выругавшись, пробормотал тот, возвращаясь к объективу. – Струхнул малость, тряхнуло тут… Несильно, балла три. Но внутри аж все перевернулось, до того не по себе.

– «Илью Муромца» строили с соблюдением самых строгих требований сейсмологической службы, – не заметив, что тратит время сеанса на лишний треп, отчеканил машинист.

Как бы ни было жутко Илье, выросшему на таежных равнинах Сибири, жалеть его Гринивецкий не собирался. Еще на инструктаже Вебера проинформировали, что комбайн поднебесников сейчас минует зону сочленения Евро-Азиатской, Северо-Африканской и Охотоморской тектонических плит. Плавая по земной мантии, те бились одна о другую и задолго до Инцидента, что уж говорить про нынешние времена…

– Вроде успокоилось, – выдохнул Илья, но министр не отреагировал.

– Мой брат к бандитам, что логично, повторно тоже не полезет. – Казалось, Эдуард не столько общается с мнимым советником посла, сколько размышляет вслух. – Просьба воспользоваться бандитским выходом в сеть была уловкой. Значит, Степа проникнет в нутро «Муромца» либо из открытых источников, которыми полны штабы коменданта и рабочие места операторов. Либо из резервных бункеров, о которых ты рассказал.

Илья вежливо молчал, не мешая рассуждениям шефа.

– Возьмите посольство под усиленную охрану, – распорядился Терпение, открывая в глазном наноэкране сразу несколько рабочих окон. – Будь я на месте Степана, обязательно попробовал бы войти в сеть через его ресурсы… Там, где не ждут. Ты, как я понимаю, отправишься в трюмы?

Небритый мужчина с синяками на лице молча кивнул.

– Хорошо… Действуй, Илья, ты все делаешь верно. Я, в свою очередь, попробую тебе помочь…

– Отзвонюсь, когда будут новости и контакт со спутником. – Леший протянул руку, целясь в выключатель коммуникатора дипломатической связи, но замер. – Что-то еще?

– Нет, ничего. Медведям привет… – погруженный в себя, машинально ответил Эдуард.

– Непременно, – пробормотал Вебер, обрывая связь.

Терпение откатил коляску от стола с аппаратурой, невидящим взглядом уставился в угол кабинета. В то, что несчастного китайчонка убил его брат, он, конечно, не верил.

Но неуемная дерзость приключений Листопада на бродячей китайской фабрике заставила машиниста взглянуть на младшего Гринивецкого совсем по-новому. На этот раз на чаше весов лежала вовсе не юношеская попытка изменить мир взломом «неприятельской» сети. На этот раз Степан определенно решил идти до конца, ведомый чьей-то сильной и умелой рукой.

Эдуард выкатился из кабинета, игнорируя вопросы истомившихся в коридоре подчиненных.

«Ах, братец-братец… талантливый жизнерадостный дурачок, так рано повзрослевший. Куда же ведет тебя избранный путь? Как помочь тебе избежать пули или тюремных оков? Как вернуть тебя, отважившегося начать самые серьезные игры, проигравший в которых получает самый страшный приз?..»

Кордильеры стали не такими, какими запомнил их юный Гамба, летящий над хребтом в салоне отцовского «страта». Хвост гигантского дракона, залегшего вдоль западного побережья южноамериканского континента, поредел, облез и высох. После Дня Станции часть его прибрежных массивов ушла под океанскую воду, а сам материк словно накренился на левый борт.

После того как чудовищный удар взбесившейся стихии фактически отколол северную часть континента вдоль Амазонки, хребет начал медленно сходить под воду. Витторио знал: пройдет какое-то время, и когда климатический барьер опустится еще ниже, климат материка переменится, и перемены эти станут необратимы.