– Есть один такой. Он хоть и гирканец, но племенных вождей никогда не слушался. И к тому же в народе его хорошо знают, и в мухабарате он популярен, и в армии…

– Кто этот посланец Всемогущего Творца? – удивленно осведомился Бахрам. – Назови имя, и, если он действительно обладает такими достоинствами, я собственноручно намажу для него на хлеб масло и черную икру. Ха-ха-ха.

Не обратив внимания на смешки, Ак-Годжа молча указал на Сумукдиара.

– О, ты мудр, старец! – восторженно вскричал сарханг Нимдад. – Одно лишь имя Кровавого Паши укрепит престол, воодушевит друзей и вселит ужас в сердца врагов. К тому же всем известно, что джадугяр Сумукдиар действительно болеет душой за весь народ, а не за одно лишь какое-то крохотное племя. Недаром же поговаривают… – он смущенно глянул на Сумука, – будто ты в душе не атарпаданец, а рысс.

– Да-да, слушай! И с рыссами только он быстро договориться сумеет, – подхватил Серапион, к которому присоединились остальные маги, обрадованные перспективой продвинуть на трон своего коллегу по волшебному ремеслу.

А Саня Пушок заявил по-солдатски просто и общедоступно: если, мол, у его величества Сумукдиара Первого возникнут какие-нибудь проблемы, так дружины Царедара и Белоярска, подоспев на подмогу, живо вправят мозга недругам акабского султана.

– Вай, джамаат, вай, люди, вы хоть думайте, о чем говорите, – взмолился молодой агабек. – Какой из меня монарх? Меня же никто не любит, меня все боятся!

– Это даже хорошо, – благосклонно помахал рукой дядюшка. – Чем сильнее боятся, тем лучше.

– Не для меня это, – обреченно продолжал сопротивляться Сумук. – Воевать умею, назиром мухабарата могу быть, даже верховным джадугяром. А султанствовать – нет, не для меня.

– Поможем, да! – отрубил Бахрам Муканна жестким голосом, исключающим даже намек на возражения. – Соберешь при себе меджлис – совет предводителей всех племен, кланов и гильдий. Там будут умные, умудренные опытом люди – они научат тебя, как надо управлять государством. Потребуется – подскажут. Или даже поправят, если ошибешься. Только жениться тебе, племянник, придется… – Старик подмигнул зардевшейся Динамии. – Какой же, шайтан тебя подери, султан без султанши?

«Хрен я буду бессловесной куклой при вашем меджлисе, – по-рысски подумал Сумукдиар, поневоле смирившись с неизбежностью стать монархом. – Кто станет перечить – живо башку откручу псам поганым. А жениться – милое дело. Тут вопрос решенный».

Между тем собравшиеся уже набрасывали тексты первых фирманов – указов будущего султана: о низвержении незаконного эмира, предателя и сюэньско-магрибского лазутчика Уалкинасала, о запрете на деятельность Черного Храма с сопутствующим преданием суду и колесованию магрибских наймитов из числа регентов Иблиса, о назначении новых назиров, марзабанов и советников. Последний фирман, как и следовало ожидать, едва всех не перессорил – слишком многие горели страстью отвоевать тепленькие должности для себя и своих близких.

Кандидат в султаны оборвал этот базар, грозно прикрикнув: мол, не забывайте о войне. Все загалдели: да, да, хастанцев надо на место поставить. Сумук поморщился, ибо думал о совсем иной войне, но понимал, что старики правы: прежде чем выступать против Орды, следовало разобраться с Хастанией. Поэтому он провозгласил негромко и уверенно:

– Когда я подниму пламя всех аташкяхов и сниму чары, дух вражды покинет Средиморье и война прекратится сама собой.

– Очень хорошо, клянусь папахой! – воскликнул Муканна. – А теперь давайте делом займемся. Надо наконец власть брать!

Они торопливо – время обеда давно миновало – подсчитали силы. Два лучших полка Атарпадана – Гирканский кавалерийский и Мидийский пехотный – явно были на их стороне, так же как большая часть мухабарата и личный состав драконьих питомников. Составили письма марзабанам Тахтабада и Мехрибанда, чтобы те привели в готовность городские гарнизоны и отряды стражников и по первому приказу вырезали сторонников эмира и Черного Пророка. На правителей Заруршахара, Бадамканда и Аргадана (не говоря уж о марзабане Акабы) надежд не было, поэтому их оставили в неведении – все равно потом придется заменять этих ублюдков достойными сынами родной земли. Еще Бахрам Муканна хорохорился: мол, готов выставить для похода на Акабу тридцать тысяч всадников, однако потом согласился, что тридцать, может быть, не тридцать, но восемь тысяч наскребет наверняка.

Гонцы с письмами ускакали, теперь оставалось только ждать два-три дня, пока к Ганлыбелю стянутся верные войска. На этом решили сделать перерыв и приступить к трапезе.

Пировали шумно, с бурным ликованием предвкушая грядущие события и торжество высшей справедливости. То и дело звучали по-восточному цветистые тосты в честь собравшихся, а особенно за молодого хозяина и очаровательное пополнение древнего рода Хашбази Ганлы. Сумукдиар воспринимал это веселье как должное, но в какой-то момент, глянув на невесту, обнаружил, что та сидит, потупившись, с таким видом, будто из последних сил сдерживает рыдания.

– Что с тобой, маленькая? – обеспокоенно спросил он.

– Ни к чему эти торжественные слова, – прошептала в ответ Динамия. – Не суждено мне быть султаншей.

В душе джадугяра словно стержень сломался, и Сумук пробормотал, потрясенный не столько даже ее словами, сколько интонациями и потухшим взглядом:

– Ты передумала?

– Нет-нет, совсем не то… Просто мне на мгновение приоткрылось будущее.

Их прервали очередным тостом, затем заиграла музыка, все стали хлопать в ладоши, а Нимдад, Агакиши, Бахрам и Ахундбала ударились в зажигательную пляску. Динамия же, пообещав: «После расскажу», – попыталась сделать веселое лицо. Получилось у нее это совсем не похоже на правду.

Сумук сразу помрачнел – туманные намеки любимой серьезно встревожили его, – поэтому с большим опозданием понял, что Бахрам обращается именно к нему. Спохватившись, он переспросил. Дядюшка повторил недовольным тоном:

– Я о дальнейшем, да, спрашиваю. Каким видишь ты Атарпадан и все Средиморье через пять, через десять лет?

– Лучше я скажу, каким не вижу Средиморье через два года, – глухо выговорил Сумукдиар. – Я не вижу Средиморье вне Великой Белой Рыси.

Муканна, хмыкнув, заявил, что двадцать лет назад, когда покинул Средний Мир великий Джуга-Шах, он тоже не мог себе представить, чтобы окраинные княжества решили уйти из-под власти Царедара.

– Вот то-то, – обрадованно встрял Пушок. – Наконец-то добрались до главного.

– Нашим народам трудно прожить друг без друга. поддержал их Симеон. – Жизнь без друга рождает вражду. В единстве сила, в единстве истина, а сила эта и эта истина есть Единый бог. И как один бог правит на небесах, так и в великой державе должен быть единовластный монарх.

Слова были произнесены. Навалилась такая тишина, будто все вмиг протрезвели и прониклись величием момента. Потом заговорили сразу десятеро, так что слышны были только отдельные фразы. Кто-то робко говорил, что Атарпадан прекрасно проживет сам по себе, ибо богат дарами природы и вдобавок стоит на оживленном пересечении торговых путей, кто-то – что невозможно будет жить в одной державе вместе с сегодняшними врагами-хастанцами, еще один голос уверял, что средиморцы не уживутся со сколотами, вендами и будинцами – слишком-де разные характеры у наших народов. Все выкрики перекрыл могучий голос Муканны Неистового: