— Подходит, — ухмыльнулся Анджей. — А мы пока насчет бульдозера подумаем. А может, и со свалочниками договоримся в плане самострелов. Не помешают. Жахнуть как следует шагов с пятидесяти, потом ускориться, и рубай-коли во всю Ивановскую. Рептолоид не рептолоид, некромант не некромант, тем более что их светящимся клинкам на той полянке грош цена. Аномалия-с. Против нее не попрешь. А помнишь, Вася, как ты лез в аббатство Сен-Жермен, в печную трубу?[378]Кричал еще мне из камина голосом бешеного мартовского кота? Мр-мяу-мр!

Господи, что Анджей, что Анри, что маркиз де Сальмоньяк-младший — все одно. Нет, положительно, шевалье не изменился — чистый адреналин вместо крови, буйная, бьющая через край отвага, и счастья выше крыши оттого, что на полянке той не действуют законы физики. Никаких там флэш-ганов,[379]автоматов Калашникова и вибрирующих с частотой молекул тесаков. Нет, все решат быстрота, ловкость и звенящая благородно сталь. Вжик-вжик, и уноси…

— Да, самострелы не повредят, — кивнул Буров, с ревом развернул машину и, сделав мощный короткий спурт, дал по тормозам за развилкой. — Ладно, братцы, прощаться не будем.

Взглянул, как Анджей с Танкистом переходят дорогу, почему-то вздохнул и уступил место за рулем Арутюняну:

— Давай, Рубен Ашотович, на базу. Не знаю, как ты, а я стараюсь питаться регулярно. Какая может быть война на голодный-то желудок? Какая кухня, такая и музыка…

Обед в обители советско-атсийской дружбы был таков, что после него хотелось спать до ужина, однако Буров послал Морфея на фиг. Нужно было думу думать — и крепко, потом заехать в «Хозтовары», а уже затарившись, рулить на улицу Савушкина по души чекиста и экстрасенса. Еще слава богу, что они ребята пунктуальные, дисциплинированные, не привыкшие опаздывать. А вот, пожалуйте, прибыл Тимофей Кузьмич. А вот и Лев Семенович явился не запылился, припер на этот раз не букет — огромный торт.

— Эх, ребята, не бережете вы себя, — заметил Буров. — Нельзя так, ребята, шутить с любовью.[380]

— Что-то я не понял? — спросил Арутюнян. — А при чем здесь любовь?

Буров объяснил, и в красках, и в подробностях, закончив, глянул на часы и захрустел суставами.

— Рубен Ашотович, сиди здесь. Пойду-ка я приватно пообщаюсь с товарищами.

Усмехнулся, взял сумку с инструментом и решительной походкой направился в подъезд. Поднялся на четвертый, прислушался к тишине и осторожно придвинулся к двери брачного чертога. С тем, чтобы уже через минуту поладить с ней, на цыпочках войти и привыкнуть к обстановке. Квартирка была очень даже ничего себе, с удобствами, трехкомнатная. В одной стояла гробовая тишина, в другой по радио тянули заунывное, зато уж в третьей было весело так уж весело, жизнь половая там кипела ключом: вибрировали пружины, звучали стенания, всхлипывания и вздохи. Куда там Руслану и Людмиле, Ромео с Джульеттой, Тристану и Изольде. Юпитер с Ганнимедом удавились бы от зависти…[381]

«Ты смотри, и торт им не помеха! — восхитился Буров, подошел к дверям, замер, глянул в щелку. — Ну, мать честна! Вот это да!»

Да, много чего удивительного в мире есть, Горацио. Кто это сказал, что в любви полковник Васнецов уподобляется жучке? Чушь! Ерунда! Поклеп! В отношениях его с Задковым, оказывается, царили равенство, интерсексуализм и полная взаимозаменяемость. По принципу: муж и жена — одна сатана. Гармония полов была наиполнейшей…

«Тьфу ты, гадость какая», — огорчился Буров, неслышно прокрался внутрь и сделал резкое движение рукой, отчего полковник ткнулся физиономией во вспотевший затылок экстрасенса. Миг — и тот тоже сник, сдулся, без сознания вытянулся на перинах. Что один, что другой были чем-то внешне похожи — оба розовые, кругленькие, упитанные, как поросятки.

«Эх, третьего бы сюда для комплекции», — вспомнил Буров про барона де Гарда и принялся обихаживать клиентов — вдумчиво, неторопливо, для конкретного разговора по душам. Потом он вскипятил воды, вернулся с чайником в опочивальню и с щедростью излил струю на розовые голые зады. Взбодрило не хуже ключевой, чекист с экстрасенсом очнулись. И разом вскрикнули, причем даже больше не от боли — от ужаса. Они были распяты кверху спинами на полу, с левыми конечностями одного, привязанными к правым конечностям другого, и как бы являли собой единое, громко стонущее существо. Да-да, именно громко стонущее — глубоко, до самых глоток, в рот им были запиханы их же собственные носки. Однако самое страшное было даже не в этом — перед ними на табуретке сидел какой-то мрачный незнакомый мужик. С голым торсом, жутко широкоплечий. Все тело у него было в шрамах, в строчках операционной штопки, а на плече синела веселенькая татуировочка — череп с красноречивой надписью: «Killing is no murder».[382]А сидел он не праздно, не просто так, занимался делом — вынимал из сумочки, взвешивал в руке, вертел так и этак слесарные инструменты. Гладил их, баюкал, самозабвенно ласкал, а налюбовавшись, выкладывал рядком прямо перед носом чекиста и волшебника. С трепетной улыбочкой серийного убийцы.

— Э-э-у-у-ы-ы, — первым забеспокоился Тимофей Кузьмич; сочетание плоскогубцев с крупноячеистым напильником ему как-то сразу очень не понравилось.[383]Чекист как-никак, полковник…

— Что, оклемался? — обрадовался Буров, поиграл мышцей и вытащил паяльник, сразу видно, с намерениями недобрыми. — Меня интересует полянка одна. В Коеровском лесу. Неподалеку от кладбища. Там еще стоит здоровенный такой Гром-камень. Что будет деяться на полянке той в пятницу тринадцатого? Кто скажет? — Он вытащил вазелин и мягко стукнул тюбиком о рукоять паяльника. — Ну?

Паяльник был огромный, мощный, с длинным клювообразным жалом, вазелин — душистым, донельзя смягчающим, крайне рекомендованным Минздравом.

— Ы-ы-ы, — сразу оживился Лев Семенович, замычал, задергался, задвигал задом, а когда его избавили от носка, вдруг сказал со всей таинственностью и решительностью: — Смотри мне в глаза! Пристально смотри! Приказываю тебе не отводить взгляда! Смотри…

— Да пошел ты! — оскорбился Буров и по-футбольному дал ему наркоз. Тут сам Калиостро за руку здоровается, Сен-Жермен обняться норовит, и чтобы еще какой-то некромант давил на психику! Нет, право же, хорошего отношения он никак не понимает. То ли дело его соседушка чекист. Ишь как трется пузом-то об пол, переживает, может, и не придется пачкаться и все расскажет сам? Ладно-ладно, будем посмотреть.