Ухоженные пальцы ощупали карманы. Вероника без сожаления выбросила в море мобильный телефон, деньги и документы. Карманы куртки должны быть пусты: у нее не было возможности вызвать спасателей. Она предстанет из морской пены чистой и обновленной. С Нового года начнется и её новая жизнь!

Еще она будет плакать, и слезы эти будут честными. Ей до боли жалко, что умный красивый мужчина, рядом с которым она испытывала неподдельный душевный трепет, не разделил ее смелых планов. «Творец судьбы подобен умелому закройщику, который смело режет по живому и без сожаления отбрасывает лишние куски, думая только об удобстве и красоте будущей одежды. Давыдов не захотел примерить то, что я скроила для нас обоих».

А ведь Давыдов был ее восьмым мужчиной. Она специально так подгадала, переспав неделю назад со слюнявым губошлепом Маневичем. Восьмерка по фен-шую должна была принести ей счастье, но Давыдов оказался слабаком, недостойным этой великой цифры.

Вероника бросила прощальный взгляд на яхту. Судно, задрав нос, торчало из воды всего на треть. «Можно плыть. Теперь уже точно никто не выберется».

Она взялась за веревку, связывающую лодку и яхту. Натянутый трос отчетливо вздрагивал, словно с той стороны его кто-то равномерно дергал. «Может, от волн?» — предположила она. Но трос содрогался чаще, чем длинные волны накатывали на тонущую яхту.

Самошина прислушалась и различила скрежет металла. Неужели пленники вырвались из трюма и стараются пробраться выше? Этого нельзя допустить!

Михаил Давыдов еще раз стукнул донышком тяжелого металлического кубка, в котором хранилась бутылка шампанского, по вентиляционной решетке. Он помнил, что под потолком в ванной шумел вентилятор, пока они резвились с Вероникой. («Как же давно это было! В прошлом году, и с совершенно другой женщиной».) Небольшое конструктивное отверстие оставляло зыбкую надежду проникнуть на верхнюю палубу.

Стоя по шею в воде, Давыдов нанес последний удар, отбросил кубок и дернул за расшатанную решетку. Электрический двигатель вывалился вместе с кожухом. В потолке образовалась дыра величиной с футбольный мяч.

— В жилете не пройдешь. Снимай! — приказал Михаил Дине. — Ты первая. Потом поможешь Юре.

— А ты? — Дина испуганным взглядом примерила незначительное отверстие к широким плечам Михаила. — Давыдов, ты не пролезешь.

— Некогда рассуждать! Быстрее!

Он сдернул спасательный жилет с девочки и подсадил ее вверх. Просунув сначала руку и голову, Дина протиснулась в отверстие до пояса, уперлась обеими руками, и ее тонкие бедра проскользнули в спасительную дырку. Михаил облегченно вздохнул, а сверху раздалось детское хныканье.

— Со мной всё будет в порядке. — Михаил старался придать голосу уверенность, хотя отчетливо понимал, что шансов выбраться у него нет. — Тяни Юру!

Толстый мальчик застрял в районе груди.

— Выдохни! — скомандовал Михаил, чувствуя, как вода захлестывает его рот. — На счет раз-два ты выдыхаешь, а мы дергаем и толкаем. Приготовились! Раз-два!

С невероятным усилием мальчишка проскочил наверх.

«Они обязательно спасутся», — успел подумать Михаил, но его радость была преждевременной. Он услышал удар, звуки борьбы и крик Дины: «Мокрая вобла!» У Михаила замерло сердце: так в порыве ревности девочка называла только одного человека. Веронику Самошину.

Давыдов яростно вцепился рукой в край отверстия, словно безумная злость могла помочь ему вырваться на помощь. Чуда не произошло. Его пальцы припечатала каблуком нога в белом сапоге. Белые сапожки были на Веронике в аэропорту.

— Пощади детей! — с последним глотком воздуха выкрикнул Михаил.

Отверстие закрылось. Черная холодная вода полностью поглотила Давыдова. Шансов на спасение у него не осталось.

— С вашим героем покончено!

Самошина швырнула Дину к борту накренившейся яхты, от которого вверх поднималась сеть с потухшими электрогирляндами. Оборвав провод, она примотала ее руки к прочной капроновой сетке.

По мокрому лицу девочки текли слезы, смешиваясь с соленой водой и кровью из разбитых губ. Дина оплакивала своего первого и единственного друга. Она на двадцать секунд раньше знала, что его накроет водой, но это опять не принесло никому счастья.

— А ты чего разлегся, битюг толстый! — Самошина с удовольствием пнула в живот хныкающего Юру. — Потому и не хотела иметь детей от твоего папочки. Боялась, что такой же слизняк получится. Тебя сразу за борт? Нет, ты жирный. Еще выплывешь сдуру. Поболтай с подружкой.

Она за волосы подтащила перепуганного мальчика к Дине, сунула его руки в сетку и замотала их проводом.

— Отпустите меня, — жалобно загнусавил Юра.

— Не могу. — Вероника проверила крепость узлов. — Я не виновата, что вам достались не те родители.

Самошина подтянула поближе надувную лодку, но прежде чем спуститься в нее, неожиданно присела, задумчиво провела ладонью по наклонной палубе, словно хотела погладить кого-то.

— Почему ты так поступил, Давыдов? Ведь я любила тебя. Вместе мы были бы счастливы.

— Ты никогда его не любила! — выкрикнула Дина.

— Что ты знаешь о любви, соплячка?

— Любовь — это когда не могут жить друг без друга. А ты его убила!

— Заткнись! — Вероника яростно хлопнула ладонью по прибывающей воде и, прикрыв глаза, тихо спросила безмолвную палубу: — Почему я опять должна праздновать свою победу одна?

Она поднялась, медленно протерла снизу вверх обеими ладонями мокрое лицо, заправила волосы за уши. Открывшиеся глаза полоснули ледяным холодом. Руки безжалостно содрали куртку, сапожки и брюки. Босые ноги с силой оттолкнулись от края палубы. Стройное идеальное тело в тонком платье красиво вошло в темную воду. Блеснули бриллиантовые серьги.

Вероника вынырнула, перевалилась внутрь лодки и отвязала ее от тонущей яхты. Ей не было холодно, лед давно сковал ее душу. Она неловко ударила по воде короткими веслами, а сжавшееся в комок сердце мучительно искало ошибку. «Ведь в этой лодке сейчас должен был быть еще один человек».

Внизу под водой что-то загудело, но Вероника не услышала этот приближающийся шум.

Михалыч вывел зятя на пригорок между домами, откуда открывался вид на залитый огнями праздничный город и темную полосу зимнего моря.

— Туда смотри, правее той вышки. Через три дня начальство в Москву улетит, я вам покажу яхту. Даже немного покатаю.

— Где? — прищурился Саркис.

— Не на причале, в море. Сейчас увидишь.

Капитан выпятил грудь, поднял толстый бинокль и подкрутил окуляры. Некоторое время его взор недоуменно рыскал по заливу.

— Да где же она? — Потом капитан напрягся и охнул: — Мать твою…

На его глазах любимая «Бригантина», которой он с гордостью управлял последние пять лет, с потушенными огнями быстро уходила под воду.