Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда?
– Он был там раньше. В тот же день, – упрямо повторила та.
– Лена, успокойся. – Анжелика с тревогой смотрела на это лицо – серое, застывшее, с провалившимися щеками и глазницами. Лена выглядела так, словно умерла несколько дней назад.
– Он его убил. Он и меня убьет.
«Опять то же самое, – подумала Анжелика. – То же самое она кричала…» А вслух сказала, как можно мягче:
– Нет, нет, ты ошибаешься. Он тебя любит.
Лена изобразила улыбку.
– Просто он расстроен тем, что ты и Игорь… – пробовала объяснить Анжелика, но запнулась, не выдержав неотступного взгляда этих страшных глаз. И закончила так: – Он переживает.
– Он его убил. Я тебе это говорила.
– Да, говорила.
– Это правда.
– Нет, неправда, – ответила Анжелика и вдруг увидела, как напряглось тело женщины – задрожали руки и ноги, выступили жилы на шее, запрокинулся назад подбородок. Лена явно пыталась освободиться. Убедившись, что напряжение всех сил ни к чему не привело, она замолчала, уставившись на этот раз не на Анжелику, а в потолок. На кухне свистнул вскипающий чайник. Саша расхаживал там и звенел посудой, открывал и закрывал воду в раковине. Анжелика сидела рядом с постелью и чувствовала себя, как возле гроба с покойником.
– Когда он меня убьет, – с трудом сказала Лена, – скажи всем, что это он.
– Лена, успокойся.
– Тебя он не убьет.
– Лена, я тебя прошу.
– Ты глупая… – отрывисто заговорила та, по-прежнему глядя в потолок. – Молодая. Ничего не видишь. Он его убил. Он его ненавидел. Всегда.
– Он его не убивал.
– Нет. Он мне говорил, что убьет Игоря. И он его убил.
– Но и мне он говорил, что убьет Игоря. Ты же и сама говорила тогда, что будешь ему помогать! Помнишь, как мы все придумали? – Анжелика попыталась вложить в свои слова всю доступную ей убедительность. – Но ты же не сделала этого?
– Я нет.
– Ну, видишь. Его убил кто-то другой. Этого человека скоро найдут. А потом ты ляжешь в больницу, тебе помогут.
– Нет. Я умру.
– Если не будешь пить и есть, точно, умрешь. – Анжелика попыталась обратить все в шутку, но удалось плохо. – Или тяжело заболеешь. И еще больше тебе нужно поспать… Хочешь, я дам тебе снотворного? Ты сможешь выспаться.
Лена перевела взгляд с потолка на лицо Анжелики и сказала:
– Он меня отравит. Он уже один раз отравил меня, но меня спасли.
– Что?! Да ты же сама…
– Нет. Он заставил меня выпить таблетки. Очень много таблеток.
– Лена, что ты говоришь?
– Я не сошла с ума.
– Конечно, нет… – торопливо ответила Анжелика, с тревогой глядя на нее. – Ты просто устала. Ну, хочешь, я дам тебе таблетку? Я проверю, это будет снотворное. Одну таблетку. Ты поспишь. А когда проснешься, будет куда лучше. Сколько ты не спала? Сутки? Больше?
– Я уже не буду спать никогда, – спокойно ответила та.
– Будешь, это необходимо. Ну, давай, прими таблетку! Ты же мне веришь? Я тебя не отравлю.
– Когда ты уйдешь, он даст мне еще таблетки. Отравит меня и скажет, что я выпила их сама, как в первый раз.
– Лена! – Анжелика больше не могла выносить этого тягостного разговора. – Ну, подумай, что ты говоришь! Нельзя насильно отравить человека таблетками! Ну, если я сейчас суну тебе в рот таблетку, ты же ее выплюнешь? Не станешь глотать?
– Не стану.
– Как же он тебя отравил?
– Он меня заставил.
– Как?!
– Он умеет.
– Зачем же он тогда вызвал «скорую»? Зачем он стал тебя спасать?
Лена промолчала. Анжелика протянула руку и отвела с ее лба растрепанные сальные волосы, потом осторожно поправила подушку, обратив внимание на то, что связанные за головой кисти рук уже побагровели от прилива крови.
– Тебе больно? – виновато спросила она.
– Нет.
– Если ты обещаешь, что не будешь на нас бросаться, мы тебя развяжем, – предложила Анжелика, хотя в душе понимала, что Саша на такие условия не согласится.
– Мне все равно. Я скоро умру, – ответила та. – Мне очень много лет. Пятьдесят лет. Даже больше. Восемьдесят.
– Тебе тридцать два года, – сказав это, Анжелика почувствовала себя очень глупо. Лена не обратила на ее слова никакого внимания и продолжала тем же ровным голосом без интонаций:
– Ты молодая. У Игоря была еще одна молодая женщина. Как ты. Я знаю.
– Ты слышала, о чем я тут говорила?
– Да. Я не сплю, все слышу. У меня только глаза болят, очень болят.
– Ты слишком долго держала их открытыми, – вздохнула Анжелика. – Они пересохли. Закрой глаза. Можешь говорить так.
– Не могу. Я смотрю.
– Куда?
– Она красивая, – произнесла Лена. – На нее приятно смотреть. Ты хуже ее.
– Ты ее видела?!
– Она красивая. Я смотрю и вижу ее. Игорь мне говорил, что она красивая.
– Игорь?! Но сама ты ее не видела?
– Нет, – как будто с сожалением произнесла Лена. – Но Игорь говорил мне, что лучше ее на свете нет никого.
– Почему он тебе такое говорил?
– Когда я не слушалась… – мучительно произносила Лена. – Когда я не хотела… Скрывать от тебя… Я хотела тебе все сказать… Тогда он мне говорил, что не любит тебя. Он любил ее. Он мне говорил, что никогда не будет жить со мной. Мы были в постели восемнадцать раз.
– Сколько?
– Восемнадцать.
– За три года – восемнадцать раз? – изумленно спросила Анжелика. – Это получается – в год шесть раз? Один раз в два месяца? Прости, но, по моим понятиям, вам с Сашей вообще не из-за чего ссориться. Это так глупо…
– Я была с ним в первый раз три года назад, в апреле… – монотонно, но охотно рассказывала Лена. – Он не хотел этого. Я хотела. Он был расстроен. Из-за жены.
– Из-за меня?
Лена так на нее посмотрела, что Анжелика снова усомнилась – понимает ли та, кто сидит рядом с ней, кому она все это рассказывает? И с каждой минутой она убеждалась, что превратилась для Лены в чистую абстракцию. Та говорила:
– Его жена играла в казино. Он был расстроен. Я пришла к нему в гости. Он меня не звал. Он сказал, что ему плохо. Сказал, что он одинок. Я его любила. Давно. Всегда.
– Успокойся, – попросила Анжелика, потому что последнее слово Лена чуть ли не выкрикнула.
– Всегда, – продолжала та, упрямо не понижая голоса. – Я стала с ним спать. Ему не нравилась моя грудь. Она была не такая, как он любил. Ему нравились такие груди, как у молодых девчонок. Я была для него старая. Я плакала. Он сказал, что любит другую женщину. Не свою жену. Другую. Я плакала. А его жена не знала об этом. Теперь и она плачет. Она теперь все знает.