Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь отворяется, и входит Серафима. Она в шляпе. В руках у нее сверток.
Серафима. Что, Роман Валерианович, опять?
Хлудов. Что такое?
Серафима. С кем вы говорили? Что я вам велела? Кто в комнате, кроме вас?
Хлудов. Никого нет. Вам послышалось. А впрочем, у меня есть манера разговаривать с самим собой. Надеюсь, что она никому не мешает? А?
Серафима (садится на ковре против Хлудова). Два месяца я живу за стеной и слышу по ночам ваше бормотание. Вы думаете, это легко? В такие ночи я сама не сплю. А теперь уже и днем? Боже мой, бедный человек...
Хлудов. Прошу извинить. Я достану вам другую комнату, но в этом же доме, чтобы вы были под моим надзором. Я часы продал, есть деньги. Светло в ней и окна на Босфор. Особенного комфорта, конечно, предложить не могу. Вы сами видите — чепуха. Разгром. Войну проиграли. И выброшены. А почему проиграли? Вы знаете? (Таинственно указывает на плечо.) Мы-то с ним знаем! Мне самому с вами неудобно рядом. Но я должен держать слово. Я там, оказывается, всякие преступления совершал и вообще...
Серафима. Роман Валерианович! Дорогой... Вы помните тот день, когда уезжал Голубков? Вы догнали меня и силой вернули? Помните?
Хлудов. Прошу извинения. Когда человек с ума сходит, я должен применять силу. Все ненормальные.
Серафима. Мне стало вас жаль, Роман Валерианович. Стало жаль, и из-за этого я вернулась. Неужели же вы думаете, что я стала бы вас обременять?
Хлудов. Мне няньки не нужны.
Серафима. Перестаньте раздражаться! Вы этим причиняете вред только самому себе. Бедный человек!
Хлудов. Да, верно, верно! Я больше никому не могу причинять вреда... А помните, ночь, ставка... Хлудов — зверюга, Хлудов — шакал!
Серафима. Все прошло. Забудем. И не вспоминайте.
Хлудов (бормочет). Да, и в самом деле... помяни. Господи... а мы не будем вспоминать.
Серафима. Ну вот, Роман Валерианович. Я всю ночь думала... Надо на что-нибудь решиться. Скажите, до каких пор мы будем сидеть этак с вами?
Хлудов. А вот вернется Голубков, и сразу клубочек размотается. Я вас сдаю ему, и каждый тогда сам по себе, врассыпную — и кончено! Душный воздух!
Серафима. Вы знаете, это было безумие его отпустить тогда. Я простить не могу себе этого. Я так тоскую. Это Люська, Люська виновата, я обезумела от ее упреков. А теперь не сплю так же, как и вы, потому что он, наверно, пропал в Париже, а может быть, и умер.
Хлудов. Душный город! Тараканьи бега! Позорище русских! Все на меня валят, я ненормальный! А вы зачем отпустили? Причем тут я? В конце концов он взрослый. Деньги там какие-то, у этого, у вашего мужа?
Серафима. У меня нет никакого мужа! Вы знаете, мне совестно людям в глаза смотреть, что я была за ним замужем. Он гнусь, подонок, сволочь!
Хлудов. Я его держал в руках и выпустил! Ну словом, что же делать теперь?
Серафима. Вот что. В Париж я выбраться не могу. Сергей Павлович пропал. Будем смотреть правде в глаза. И сегодня ночью я решила. Повезут казаков домой, и я вернусь вместе с ними, в Петербург. Я не могу здесь больше оставаться! Зачем я, сумасшедшая, поехала?
Хлудов. Домой? В Петербург? Ага. В Россию? (Оборачивается через плечо и говорит.) Вот правильно.
Серафима. Разговаривайте только со мной!
Хлудов. Умно, очень. Вы очень умный человек. Казаки едут, пароход уже готов. Большевикам вы ничего не сделали, можете возвращаться спокойно.
Серафима. Одного только я еще не знаю, одно меня только держит. Это — что будет с вами?
Хлудов (таинственно манит ее пальцами. Она придвигается, и он говорит ей на ухо). Сейчас у меня был военный совет, только вы молчите... Вам-то ничего, а за мной врангелевская разведка по пятам ходит. У них нюх... (Шепотом.) Я тоже поеду в Россию. Можно ехать сегодня же ночью. Ночью пойдет пароход.
Серафима. Вы тайком хотите, под чужим именем?
Хлудов. Под своим именем. Явлюсь и скажу: я приехал, Хлудов.
Серафима. Безумный человек, вы подумали о том, что вас сейчас же расстреляют!
Хлудов. Моментально, мгновенно! А? Ситцевая рубашка, подвал, снег. Готово! (Оборачивается.) И тает мое бремя. Смотрите, он ушел и встал вдали!
Серафима. А! Поняла, что вы задумали! Поняла! Так вот вы о чем бормочете. Это безумие! Подумайте. Останьтесь здесь. Быть может, вы вылечитесь?..
Хлудов. Я вылечился сегодня. Я совершенно здоров. Теперь мне все ясно. Я в ведрах плавать не стану, не таракан — не бегаю! Я помню снег, столбы, армии, бои! И все фонарики, фонарики. Хлудов едет домой!
Стук в дверь.
Кто там? Qui est la?
Серафима. Я сейчас, сейчас открою! (Открывает дверь, отшатывается.)
Входят Голубков и Чарнота. Оба они одеты одинаково: в серые приличные костюмы и шляпы. В руках у Чарноты чемоданчик. Все четверо долго молчат.
Чарнота (прерывая паузу). Здравствуйте! Что же вы молчите? Вы телеграмму получили?
Хлудов. Нет.
Чарнота. Сукин город! Не то что Париж. Здравствуй, Рома.
Хлудов. Вот. Вот они. Приехали. Все как надо. Отлично. Хорошо.
Голубков. Сима! Ну что, Сима? Здравствуй...
Серафима обнимает Голубкова и плачет беззвучно.
Хлудов (морщась). Пойдем, Чарнота, поговорим! (Уходит с Чарнотой на балкон сквозь стеклянную стенку.)
Голубков. Ну не плачьте, не плачьте, Серафима Владимировна. Вот я возвратился.
Серафима. Я думала, что вы погибли. И так тосковала. О, если бы вы знали... Теперь все для меня ясно. Но все-таки я дождалась. Вы теперь никуда, Сергуня, не поедете. Мы поедем вместе...
Голубков. Нет, нет! Никуда! Конечно, никуда, ни за что! Все кончено, Сима. И мы сейчас все придумаем. Как же ты жила здесь, Сима, без меня? А? Ну скажи мне хоть слово...
Серафима. Я измучилась, я два месяца не сплю. Как только ты уехал, я опомнилась и не могла простить себе, что я тебя отпустила. Все ночи сижу, смотрю в окно. На огни... и мне мерещится, что вы ходите по Парижу оборванные, голодные... Я Хлудова нянчила. Он больной, он очень страшный.
Голубков. Не надо, Симочка, не надо!
Серафима. Ты видел мужа моего?
Голубков. Видел, видел, Сима. Он отрекся от тебя. И женщина у него новая. Но не спрашивай меня, кто... Не надо... Так лучше. И слава богу, забудь о нем. (Кричит негромко.) Хлудов! Спасибо!
Хлудов выходит, за ним Чарнота.
Хлудов. Ну вот. Все
