Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сердце, разрывающееся в груди на части, не может принадлежать ей. И все же это происходит с ней. Тиернан сдалась и испустила крик отчаяния и боли, рвущийся из самой глубины души, что даже вампир отшатнулся, вздрагивая от этого звука.
— Пожалуйста, — прошептала она вампиру. — Теперь я предпочла бы удар по голове.
Озадаченный вампир уставился на Тиернан, но Литтон закрепил на ней шлем, и больше ничего не имело значения, только боль и свет. Ее мозг раскололся на части и перестроился. Это происходило множество раз прежде, но на сей раз все было иначе. В этот раз она полностью потеряла надежду.
Тиернан прекратила борьбу, но ее Дар не давал затуманить ее рассудок и вынуждал обличать Литтона во лжи, когда он снова и снова подходил к ней, называя себя ее другом.
Литтон не был ее другом. И никогда не станет. Он убил единственного человека, с которым она собиралась провести всю жизнь. Человека, чья храбрость и доброта дали ей надежду на будущее.
В конце концов сумасшедший ученый завопил от разочарования и ярости и приказал повысить мощность до красной зоны, и она рассмеялась. Значит, она вскоре получит свободу, ведь после всего увиденного ей действительно не для чего жить. Сюзанны больше нет. Тиернан никогда не станет рабыней этого чудовища. Ее сердце, ум и душа разрывались при мысли, что Бреннан мертв. Он погиб в этом ужасном месте после того, как две тысячи лет защищал человечество.
Она смотрела в лицо смерти, сожалея лишь о том, что так и не смогла рассказать всему миру об этом, вывести это зло на чистую воду. Бреннана больше нет, и для нее нет никакого смысла надеяться на будущее.
Она услышала голос Литтона:
— Если ее нельзя зачаровать, то можно просто прикончить.
Она рассмеялась. Она победила. Она свободна. Красная пелена боли вспыхнула и превратилась в чистый и неимоверно красивый белый свет, и внезапно все вокруг исчезло, осталась лишь одна фигура, залитая светом и державшая сверток в руках.
— Добро пожаловать, — улыбающаяся Сюзанна укачивала своего ребенка. — Я так сильно по тебе соскучилась.
Тиернан улыбнулась и шагнула вперед, на свет.
Девон внезапно открыл глаза, прерывая краткий отдых. Ему требовалось проспать весь день, чтобы исцелиться, но времени не было. Находясь под землей, он мог выжить и без этого. Вампир без промедления подогрел несколько бутылей с кровью, он и Дейрдре нуждались в пропитании. Он не хотел будить ее, но проснувшись в одиночестве, она придет в ужас.
— Дейрдре, — позвал он. Она пулей вскочила с длинной скамьи, на которую ее уложил Девон, когда они добрались до его комнат, и бросилась на него, ничего не видя от страха.
Он поймал ее и, многократно повторяя ее имя, попытался успокоить, пока она не пришла в себя и не затихла. Дейрдре пила кровь жадными глотками, не останавливаясь, пока не осушила четыре бутылки. Она вытерла рот и уставилась на него, так и не произнеся ни слова.
— Мне нужно пойти за ними, — сказал он. — Я должен добраться до Бреннана. Тебе лучше остаться здесь, в безопасности. Если кто-то увидит меня таким слабым после того, что сотворил Джонс, то мне придется драться по меньшей мере с одним, а то и с несколькими вампирами.
— Я иду с тобой, — продемонстрировала клыки Дейрдре.
— Это небезопасно.
— Я никогда не была в безопасности, — отрезала она, покончив с его возражениями. Она пойдет вместе с ним.
Аларик осмотрел комнату. Лукас и двадцать его оборотней, Джек, Алексиос, Квинн и около дюжины ее мятежников были готовы помочь. Этого должно быть достаточно.
— Мы, кажется, догадываемся, как проникнуть внутрь, но не до конца уверены, — сказала Квинн. — Придется проверить на месте.
— Я знаю, откуда пришел последний ментальный сигнал от Бреннана, — сказал Алексиос. — Мы можем использовать это направление для того, чтобы произвести триангуляцию[31].
Аларик кивнул.
— Я пытался с ним связаться с момента моего прибытия, но помехи, которые ты упомянул, слишком сильные. Я почти уверен, что это электрические помехи чудовищной силы. Мне не верится, что лаборатории, даже полной оборудования, было бы достаточно для их создания, поэтому происходящее сбивает меня с толку.
Квинн провела рукой по своим темным непослушным волосам.
— Это может быть электрошокер. Или электрическая клетка. А возможно, тебе придется столкнуться с перспективой …
— Нет, — твердо сказал Алексиос. — Нет. Мы столкнемся лишь с одной перспективой — вызволим Тиернан и Бреннана живыми и почти невредимыми. Если ты думаешь иначе, не стесняйся — убирайся.
— Алексиос, — огрызнулся Аларик, но Квинн подняла руку и отрицательно покачала головой.
— Извини, Алексиос, — сказала она. — В последнее время я вижу столько смертей, что становлюсь нечувствительной к ним. Мы найдем их живыми.
— Сейчас самое подходящее время, — заметил Лукас. — Предпочтительнее ловить вампиров днем, даже если они под землей. Они будут слабее.
Все вышли на улицу, координируя действия между собой. Куинн села в ведущую машину с Лукасом и Алексиосом, а Аларик прыгнул в воздух. Он будет лететь туманом и присматривать за ней.
На всякий случай.
Бреннан изо всех сил пытался встать. Он должен добраться до… женщины. Должен спасти — не может подвести ее снова.
Бреннан не подведет ее снова, хотя у него и не получалось вспомнить имя. Оно оставалось где-то там, на задворках памяти, дразня его, такое близкое, но все же недосягаемое. Призрачное. Впрочем, это не имело значения. Было несущественно.
Нужно сосредоточиться, не обращать внимания на слабость тела и сразиться с ними. Они даже не побеспокоились закрыть дверь клетки. Поскольку воин рухнул на пол, все подумали, что он без сознания. Его охраняли двое, и оба отошли к двери, чтобы поговорить с кем-то в холле.
Идиоты. Бреннан убьет их раньше, чем они поймут, что он пришел в себя. Убьет их и спасет женщину, а потом найдет путь сбежать, даже если потребуется убить тысячу вампиров и этих головорезов. У людей было оружие. Бреннан знал, как его использовать. Вэн научил, несмотря на его нежелание. Сейчас же он был безумно, ликующе рад этому.
Бреннан сделал два шага, прошел в дверь клетки и уже почти добрался до головорезов, которые все еще его не заметили, когда мир — или просто тысячи лет потерянных эмоций — обрушился ему на голову, сминая, бросая на пол. Воспоминания нахлынули, переполнили его: