Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пошли,– решительно произнес Ласковин.– Я – первым. Вова, прикроешь меня. Глеб, вы – на подстраховке, но надеюсь, что до рукопашной не дойдет.
– Я тоже надеюсь.– Стежень не любил прятаться за чужими спинами, но преимущества огнестрельного оружия понимал.
Перебрались через забор и подошли к дому. Стежень не без огорчения заметил, что входная дверь вывернута с мясом. Но лампочка над входом горела.
Удары металла о металл, словно бой гонга, отдавались в висках.
Фрупов и Ласковин достали оружие, переглянулись. Андрей знаком показал Стежню: держи выход. Глеб кивнул. Затылком он чувствовал теплое дыхание Игоева.
Ласковин одним прыжком оказался на крыльце, Фрупов отстал от него лишь на мгновенье. Две бесшумные тени исчезли в доме.
И ничего. Только металлический лязг. Прошла минута, другая…
Игоев тронул за плечо Глеба, глянул вопросительно. Стежень кивнул, и они вошли.
Не без облегчения Стежень увидел Ласковина и Фрупова у подвальной лестницы. Живых и здоровых. А вот охране повезло меньше. Один лежал буквально у ног Стежня с развороченной грудью, второй – чуть подальше. Глеб не без труда (нижняя часть лица превратилась в кровавое месиво) признал в нем «Иванова». Третьего не было, зато на пороге гостиной лежала на полу незнакомая женщина.
Ласковин бросил быстрый взгляд в сторону Стежня и Игоева, усмехнулся и нажал на спусковой крючок. Грохот выстрелов заглушил металлический лязг. Ласковин отлетел назад и опрокинулся на спину. Снизу, с подвальной лестницы, метнулась стремительная тень, миновала Стежня (тот ничего не успел сделать, разве что признать в бегущем третьего охранника), обогнула Игоева и выскочила из дома. Стежень тоже бросился к выходу и увидел, как поменявшая носителя тварь с нечеловеческой силой выволакивает из канавы застрявший «опель».
Оттолкнув Глеба, на крыльцо выскочил Фрупов, прицелился, держа пистолет двумя руками.
Треск выстрелов, лязг, звон разбитого стекла. Стежень сообразил, что Фрупов стреляет не в монстра (тот двигался слишком быстро, чтобы прицелиться), а в автомобиль.
Тварь заметалась по улице, затем перемахнула через забор напротив ворот Стежня и пропала в темноте. Глеб больше не видел ее, но чувствовал. И знал, что монстр бежит и будет бежать, не останавливаясь. И даже знал куда. В лес. В тот самый лес, откуда его выгнал топор Глебова деда.
Стежня окликнул Кирилл. Пока Фрупов палил в машину, а Стежень на это глазел, Игоев успел перенести потерявшего сознание Ласковина в гостиную. Увидев на куртке Андрея характерную дырку от пули, Стежень мысленно продолжил ее полет, и сердце его сжалось от нехорошего предчувствия. Он поспешно расстегнул куртку Ласковина… и вздохнул с облегчением. Потому что увидел под курткой бронежилет и серую головку застрявшей в нем пули.
– Рикошет,– произнес у него за спиной Фрупов.– От двери. Везучий парень.
Ласковин открыл глаза и сразу сел. Огляделся по сторонам, а уж потом – на собственную грудь.
– Думать надо,– укорил Фрупов.– А если бы в голову попало?
– Ушел? – сиплым голосом спросил Ласковин.
– Ушел,– кивнул Фрупов.
– Игоев где?
– Цел,– успокоил Стежень.– Пошел Дмитрия из подвала вызволять.
Ласковин поднялся, с кряхтением стащил куртку, броник, потер грудь.
– Давай посмотрю,– предложил Стежень.
– Не заморачивайтесь. Что это за женщина? Ваша?
– Нет.
Стежень наклонился, приподнял накрашенное веко. Знакомая картина. Только без измененной пигментации.
– Предыдущий носитель,– сказал он.– Я ею займусь.
– Может – позже? – предложил Ласковин.– Пока он далеко не ушел…
– Позже она умрет,– отрезал Стежень.– А приятель наш уже километров на десять учесал. Вы лучше подумайте, что с этим делать,– он кивнул на трупы.
– Это как раз не проблема,– заметил Фрупов.– Лес рядом, шанцевый инструмент найдется. Глеб, есть у тебя что-нибудь типа мешка для мусора?
– Стоп! – перебил Ласковин.– Это, Вова, как я понимаю, люди, а не отморозки. Не по-христиански зарывать их, как… кошек.
Фрупов посмотрел с удивлением:
– Что предлагаешь?
– Молитву прочти! – потребовали из-за двери.– Молитву Креста!
– Молитву? – Кирилл чувствовал, что Грошний – на грани срыва. Но требование в общем-то здравое. Почему бы твари не заговорить голосом Кирилла Игоева? С другой стороны, очень может быть, что Морри так же может и молитву прочесть без вреда для себя? Но приводить этот довод запершемуся в подвале Грошнему Кирилл не стал.
– Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняяй бесы силою на тебе пропятого Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшаго силу диаволю, и даровавшаго нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата. О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожою Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь.
– А ты крестился? – придирчиво спросили из-за двери.
– Крестился, крестился,– заверил Игоев.– Открывай или сиди до завтрака. Я ухожу.
Внутри лязгнул засов.
– Что ты предлагаешь? – спросил Фрупов.– В Лавру их отвезти на отпевание? Или сразу в прокуратуру?
– Я предлагаю,– в дверях появился Игоев. С ним – Грошний.– Я знаю, от кого они работают,– произнес Кирилл.– Позвоню. Пусть сами и решают, как своих людей хоронить.
– А на нас они не обидятся? – спросил Фрупов.
Ласковин хмыкнул. Игоев покачал головой:
– Вот если мы их тихонько в землю зароем, тогда могут и обидеться. А так – вряд ли.
– Кир,– попросил Стежень.– Отнеси женщину наверх. Я ей противошоковый вколол, стимуляторы, часок продержится.
– А ты куда?
– За нашими женщинами. Димон, полиэтилен в подсобке. Приберитесь тут, ладно?
Грошний тупо поглядел на него, кивнул не сразу.
– Успокойся, брат.– Стежень хлопнул его по плечу.– Уже все. Проехали.
Игоев бережно поднял женщину на руки и унес наверх.
Остальные занялись трупами.
– Вот дрянь,– проворчал Ласковин.– Как же его зацепить?
– Я думаю, это вопрос к нашим друзьям,– заметил Фрупов, ловко обматывая веревкой завернутое в черную пленку тело.– Мистика – это не по моей части.
– Зато по моей,– мрачно сказал Ласковин.– Ладно, взяли.
Когда Стежень привел женщин, в коридоре уже не было ни трупов, ни следов крови. Никаких следов, кроме глубоких вмятин на металлической двери лаборатории.