Я нуждаюсь в тебе сильнее. Ты на самом деле нужна мне больше, гораздо больше, чем я тебе. Он выдохнул. Она молча наблюдала за ним. Он продолжил в смятении, словно разговаривая сам с собою: Я, наверное, все не то говорю. Такие разговоры мне плохо даются. Он снова выдохнул – даже скорее вздохнул – и коснулся лба. Она наблюдала за ним, слушала и молчала. Наконец он поднял на нее глаза: Я знаю, ты боишься. Может быть, ты наговорила всех этих слов про нашу дружбу, на самом деле желая остаться просто друзьями, и, если это так, я смирюсь. Но у меня такое чувство, что, возможно, ты наговорила это все, отчасти ожидая, что я начну спорить. Чтобы я возразил и сказал: Айлин, пожалуйста, не поступай со мной так, все это время я любил тебя, я не знаю, как жить без тебя. Или еще что-нибудь сказал бы. Не то чтобы это не правда, конечно, это правда. И может быть, когда ты злишься на Элис и говоришь, что ей на тебя наплевать, тобою движет точно такое же желание. Словно ты ждешь, что она скажет: О, Айлин, я так тебя люблю, ты моя лучшая подруга. Но проблема в том, что тебя тянет к людям, не способным на такие слова. Тебе любой сказал бы – и мне, и Феликсу это совершенно ясно, – что Элис сейчас ни за что бы такое не произнесла. И со мной, наверное, такая же история. Если ты скажешь, что не хочешь быть со мной, мне будет больно и горько, но я не стану тебя умолять. Думаю, ты и сама чувствуешь, что не стану. Но из-за этого тебе кажется, что я не люблю тебя или ты мне не нужна. Просто потому, что не слышишь от меня этих слов – тех слов, которые, ты прекрасно знаешь, я не могу произнести, такой уж я человек. Не знаю. Я не оправдываю ни себя, ни Элис. Ты думаешь, будто я всегда на стороне Элис, но на самом деле, защищая ее, я, наверное, защищаю себя. Я вижу в ней свое отражение, и мне ее жаль. Я вижу, как она отталкивает тебя, хотя совершенно этого не хочет и ей самой от этого больно. Я знаю, каково это. Послушай, если, говоря, что хочешь остаться друзьями, ты именно это и имела в виду, я пойму. Со мной нелегко, я знаю. Но если ты думаешь, что есть хоть малейший шанс, что я смогу сделать тебя счастливой, я хочу, чтобы ты позволила мне попытаться. Потому что это единственное, чего я хочу в жизни. Она уткнулась лицом ему в шею, в ямочку под горлом и прошептала что-то, что мог расслышать только он.

Когда несколько минут спустя Элис поставила ногу на нижнюю ступеньку лестницы, Айлин появилась на верхней лестничной площадке. В тусклом свете лампы они увидели друг друга и замерли, Айлин – наверху, глядя вниз, Элис – глядя наверх, лица у обеих были встревоженными, настороженными, обиженными, казалось, два бледных отражения парят, пока идут секунды. Они пошли навстречу друг другу и встретились на середине лестницы, крепко обнялись, обхватили друг друга руками, и Элис говорила: Прости, прости. А Айлин говорила: Не извиняйся, ты меня прости, почему же мы ссоримся, сама не понимаю. И тут обе они рассмеялись странным икающим смехом и, вытирая лица руками, проговорили: Я даже не знаю, из-за чего мы ссоримся. Прости. Измученные, они уселись на лестнице, прислонившись спинами к стене, Элис была на ступеньку ниже Айлин. Помнишь, в колледже мы поссорились, и ты написала мне сердитое письмо, сказала Айлин. На бесплатной бумаге из канцелярии. Не помню точно, что там было написано, но неласковое что-то. Элис снова тихо рассмеялась икающим смехом. Ты была моей единственной подругой, сказала она. У тебя были другие друзья, а у меня – никого, кроме тебя. Айлин взяла ее за руку, они переплели пальцы. И еще какое-то время сидели, молчали, рассеянно вспоминали давние случаи и дурацкие споры, общих знакомых и всякое забавное, над чем уже смеялись раньше. Все те же разговоры, что они вели уже много-много раз. И снова тишина. Я просто хочу, чтобы все оставалось, как раньше, сказала Айлин. Чтобы мы опять были юными, жили вместе и ничего бы не менялось. Элис грустно улыбнулась. Но если все-таки будет по-другому, мы же останемся друзьями? – спросила она. Айлин обняла Элис за плечи. Если бы ты не была моей подругой, я бы не знала, кто я, сказала она. Элис уткнулась лицом в руку Айлин и закрыла глаза. И я, сказала она. Я бы тоже не знала, кто я. И какое-то время на самом деле не знала. Айлин посмотрела вниз на белокурую головку Элис, уютно устроившуюся на рукаве ее халата. Я тоже, сказала она. Половина третьего ночи. За окном астрономические сумерки. Низкий полумесяц над темной водой. Волны прилива неторопливо наступают на песчаный берег, опять и опять. В иное время, в ином месте.

29

Привет! Прикрепляю к письму черновик эссе, мои комментарии в конце. Оно уже вполне отличное, но не хочешь ли ты поменять местами два параграфа в середине? Чтобы биографическая справка шла попозже. Посмотри, что думаешь? ДП тебе хоть когда-нибудь дает обратную связь? Подозреваю, что от него было бы гораздо больше пользы, чем от меня.

Я настолько утратила линейное чувство времени, что прошлой ночью лежала в постели и думала: наверное, уже год прошел, как Айлин и Саймон сюда впервые приезжали? И очень не сразу – когда осознала, что лежу под большим теплым пуховым одеялом, а не под легким летним, – я вспомнила, что сейчас уже почти декабрь, восемнадцать месяцев с вашего первого приезда позапрошлым летом. Восемнадцать месяцев!! Дальше так всю жизнь и будет? Время растворяется в густом темном тумане, события прошлой недели кажутся произошедшими годы назад, а случившиеся год назад – вчерашними. Надеюсь, это побочный эффект локдауна, а не признак старости. Кстати, о ней: мои запоздалые поздравления. Я вовремя отправила подарок почтой, но понятия не имею, когда он прибудет и прибудет ли вообще…

У нас тут без новостей. У Феликса все хорошо, насколько это возможно. Периодически он впадает в отчаяние из-за пандемии и мрачно намекает, что если это затянется надолго, то он за себя не отвечает. Но потом берет себя в руки. Он ходит за продуктами для нескольких старичков из деревни, что позволяет ему сколько угодно жаловаться