Элокар сузил глаза и посмотрел на Далинара, потом перевел взгляд на Адолина. Как если бы король подозревал их. Через мгновение отвел взгляд. Неужели Отец Штормов придумал его? подумал Адолин.

Сзади закричал Вама, призывая короля. Элокар посмотрел на него и кивнул.

— Это еще не кончено, дядя, — сказал он Далинару. — Исследуй ремень.

— Конечно.

Король вернул ремень и, звякая Доспехами, ушел.

— Отец, — сказал Адолин, — ты видел…

— Я поговорю с ним об этом, — сказал Далинар. — Когда он немного успокоится.

— Но…

— Я поговорю с ним, Адолин. А ты займись ремнем. И собери своих людей. — Он кивнул на что-то, появившееся далеко на западе. — Мне кажется, я вижу мост.

Наконец-то, подумал Адолин, проследив за его взглядом. Вдали небольшая группа людей с флагом Далинара пересекала плато, ведя за собой бригаду мостовиков, которая несла один из передвижных мостов Садеаса. Далинар послал за одним из них, потому что они двигались быстрее, чем его собственные большие мосты, которые волокли чуллы.

Адолин поторопился выкрикнуть приказы, хотя у него из головы не выходили слова отца, последнее послание Гавилара и подозрительный взгляд короля. Да, будет о чем подумать во время долгого пути в лагерь.

* * *

Далинар глядел, как Адолин побежал выполнять его приказ. Сеть трещин все еще покрывала нагрудные Доспехи парня, хотя Штормсвет уже перестал литься. Доспехи со временем полностью восстанавливали сами себя, даже полностью разрушенные.

Парень мог возразить отцу, но о таком сыне можно только мечтать. Преданный, инициативный, умеющий командовать. Солдаты любят его. Возможно, он ведет себя с ними слишком по-дружески, но это можно простить. Даже его горячность можно простить, при условии, что он научится обуздывать ее.

Далинар оставил сына заниматься своим делом и пошел проведать Кавалера. Оказалось, что ришадиумом занимались конюхи, которые соорудили лошадиный загон на южной части плато. Они перевязали его раны, и он больше не хромал.

Далинар потрепал огромного жеребца по шее и взглянул в бездонные черные глаза. Конь казался пристыженным.

— Ты ни в чем не виноват, Кавалер, — сказал Далинар успокаивающим голосом. — Я очень рад, что ты не сильно пострадал.

Он повернулся к ближайшему конюху.

— Дайте ему дополнительный еды и две хрустдыни.

— Да, светлорд. Но он не ест дополнительной еды. Мы несколько раз пытались дать ему ее раньше.

— Сегодня ночью он поест, — сказал Далинар, погладив шею жеребца. — Сынок, он станет есть ее только тогда, когда почувствует, что заслужил.

Парень смутился. Как и большинство людей, он считал, что ришадиум просто одна из пород лошадей. Человек не в состоянии понять их, пока конь не примет его как всадника. Очень похоже на Доспехи Осколков — невозможно понять их, пока не наденешь.

— Ты съешь обе хрустдыни, — сказал Далинар лошади. — Ты их заслужил.

Кавалер всхрапнул.

— Ты должен, — сказал ему Далинар.

Конь заржал, довольный. Далинар проверил ногу, потом кивнул конюху.

— Позаботься о нем, сынок. Я поеду на другой лошади.

— Да, светлорд.

Ему привели другую лошадь — сильную кобылу пыльно-серого цвета. Он очень осторожно сел в седло. Обычные лошади часто оказывались слишком хрупкими.

Король ехал за первым взводом, Шут рядом с ним. Садеас, как заметил Далинар, ехал сзади, чтобы не встречаться с Шутом.

Бригада мостовиков молча отдыхала, пока король и все остальные пересекали мост. Как и большинство бригад Садеаса, она состояла из отбросов человеческого общества. Иностранцы, дезертиры, воры, убийцы и рабы. Большинство, вероятно, заслужило свое наказание, но Садеас обходился с ними настолько ужасно, что Далинар почувствовал себя неуютно. Как долго он еще сможет пополнять бригады при таких потерях? Неужели человек — даже убийца! — заслуживает такой судьбы?

Неожиданно в голове Далинара возник отрывок из «Пути Королей». Он настолько часто слушал эту книгу, что смог пересказать его Адолину:

Однажды узрел я худого человека, несущего на спине камень больше своей головы. Он качался под его весом, и солнце жгло обнаженное тело, прикрытое только набедренной повязкой. Он волочил ноги по оживленной улице. Люди уступали ему дорогу. Не потому, что сочувствовали ему, но лишь из страха инерции его движения. Вы не осмелитесь встать на пути такого человека.

Монарх подобен сему человеку, ибо он шествует, колеблясь под тяжестью королевства, лежащего на его плечах. Многие уступают ему дорогу, но мало кто хочет подойти и помочь нести камень. Они не желают привязываться к сему тяжкому труду, а еще меньше хотят осудить себя на жизнь, полную дополнительного бремени.

В тот день вышел я из кареты, подошел к человеку и взвалил камень на свои плечи. Все стражи мои были в растерянности. Можно не обращать внимание на полуголого человека, делающего такую работу, но нельзя не заметить короля, несущего такую ношу. Возможно, мы должны почаще меняться местами. Возможно, если увидят короля, несущего бремя беднейшего из людей, найдутся те, кто поможет ему нести его ношу, невидимую, но такую устрашающую.

Далинар был потрясен до глубины души тем, что помнил рассказ слово в слово. Последние несколько месяцев он, надеясь найти значение последнего послания Гавилара, слушал книгу почти каждый день.

И с разочарованием обнаружил, что у него не было четкого и ясного понимания значения цитаты, которую оставил Гавилар. Тем не менее он продолжал слушать, хотя и старался, чтобы никто не узнал о его интересе к этой книге. Книга имела плохую репутацию, и не только потому, что ее обычно связывали с Падшими Сияющими. Истории о короле, выполняющем работу слуги, были далеко не самыми неприятными. В других местах, например, открыто говорилось о том, что светлоглазые находились под темноглазыми. А это противоречило воринизму.

Да, лучше, чтобы об этом никто не узнал. Далинар не лгал, говоря Адолину, что его не волнуют слухи, которые распускают о нем. Но если слухи помешают его способности защитить короля, они могут стать опасны. Поэтому он должен быть очень аккуратным.

Он повернул кобылу и въехал на мост, потом кивнул, благодаря мостовиков. Они занимали самое последнее место в армии и тем не менее несли вес королей.

Семь с половиной лет назад

— Он хочет послать меня в Харбрант, — сказал Кал, устраиваясь на верхушке камня. — Учиться на хирурга.